Из бездны
Шрифт:
Также среди плетей, щипцов и прочих пыточных приспособлений обнаружилась густо исписанная записная книга, которую передали в полицию; ее содержимое уточняется. Сегодня резиденция Лалори на Ройял-стрит разгромлена разъяренной толпой нью-орлеанцев, пораженных зверствами, творившимися на чердаке дома. Местонахождение же самой Дельфины Лалори пока остается неизвестным.
В очередной раз мы убеждаемся в порочности института рабства как такового, и все чаще звучат призывы аболиционистов пересмотреть практику владения одного человеческого существа другим, но не станет ли это решение той самой соломинкой, что переломит
Как Зинка Кольку от пьянства отучала
Пил Колька горько. И ладно б пил как все – по праздникам там, или хотя бы пиво по пятницам, так нет – запоями, да такими, что хоть святых выноси. Бывало, Зинка придет с работы – а он уж лыка не вяжет: по квартире ползает, с мертвыми сослуживцами спорит, а то и с кулаками лезет. Сам Колька нигде не работал, да и где его такого терпеть будут – только первая получка, и поминай, как звали. Все больше подрабатывал – тут дорожку от снега почистить, там с переездом подсобить, у Зинки в магазине, опять же, на разгрузке. Зинка как ни крутилась – и бутылки по дому прятала, и получку отбирала, да без толку: что-что, а выпивку Колька всегда добыть умел. Словом, был он настоящим алкоголиком.
Зинка – баба неглупая, не старая еще, понимала, что жить так никак нельзя. Сперва поговорить пробовала: мол, ты, Николаша, совсем, пардон, обнаглел. Колька разорался, обиделся, ушел средь ночи, а вернулся домой лежа, на бровях. Ни посулы, ни угрозы не работали. Стала Зинка по врачам Кольку водить – но и тут сплошное расстройство.
Сначала терапевт вяло, со скукой предложил: – Ему бы какое увлечение найти, знаете, хобби. Ну, чтобы отвлекаться. Против алкоголя шибко сильно культура действует, искусство. Театр, кино, ну или на худой конец карусель с музыкой.
Театр Кольку не впечатлил совершенно. Руками машут, говорят чего-то, голоса зычные – словом, фиглярство сплошное. Дождался Колька антракта да так в буфете налакался, что его швейцар в ливрее взашей вытолкал и милицией грозился.
Предлагали в наркологию лечь, прокапаться – Колька разбушевался.
– Не позволю, – говорит, – дьяволы, ветерана в психушку упекать!
В реабилитационном отделении только руками развели: мол, коли пациент в здравом уме и трезвой (относительно) памяти от госпитализации отказывается, то размещать у себя не имеем права. И вообще – уводите своего буйного, шуму от него много.
У гипнотизера и вовсе неловко вышло. Тот глазищами зыркает, пассы делает и командует:
– Когда я досчитаю до десяти, вы уснете, а проснетесь по моей команде. Считаю: раз, два, три…
А Колька не стал дожидаться, пока тот досчитает, – сразу уснул. Да смачно так, с храпом – ему Зинка до того чекушку подсуропила, а то он нипочем идти не хотел. Гипнотизер вокруг танцует, аки девица, а Колька знай себе храпака задает да пузыри пускает. Не проснулся он ни по команде, ни после пощечины – пришлось водой в лицо брызгать. А все ж тыщонку гипнотизер не вернул, сказал:
– Он же уснул, а значит, был подвержен воздействию гипноза. Вы погодите, он, может, теперь и не запьет.
Куда там! Пришел Колька домой, уселся на софу – в продавленную ямку, – включил телевизор, достал припрятанную поллитрушку, и понеслась душа в рай.
Плакала Зинка по ночам, слушая заливистый Колькин храп и оглядывая его широкую спину. Проводила руками по грудям – уж пообвисшим, по складкам на животе да по бедрам
Был когда-то – лет, может, десять назад – Колька первым красавцем на районе. Служил в Чечне, вернулся высоким, широкоплечим. Цельный день мог на турнике вертеться; бабы на него штабелями вешались. А Зинка тогда встречалась с Женькой – соседом своим напротив. Тот, субтильный очкарик, все больше про романтику да про цветы болтал, за ручку с ней держался, лишнего позволить – ни-ни. Любил ее больше жизни. Хороший был мальчик, непьющий, образованный. Как мама выражалась, «с перспективами». В армию не ходил – поступил на физмат с военной кафедрой, а потом рассказывал, мол, программистом будет. Говорил:
– Ты, Зина, представь, скоро в каждом доме, в каждой конторе будет по компьютеру, а то и по несколько. А я буду для них программы писать, это сейчас самый коленкор!
Зина в компьютерах ничего не понимала и ничем таким не интересовалась, но Женьке не верила: зачем в каждом доме компьютер? В игрушки, что ль, играть? Советовала ему:
– Повзрослей, Сопленков! Пошел бы лучше ты куда-нибудь в рыбопромышленный или дорожно-транспортный!
Женька Сопленков смеялся, махал рукой – потом, мол, поймешь.
Зинка так и не поняла. И фамилию Сопленков как ни примеряла – никак она ей не нравилась. А тут как раз Колька Трифонов за ней приударять начал – то с цветами встретит, то на аттракционах кататься зовет. Местные бабоньки от зависти едва не шипели. Зинка и не стала кочевряжиться – красивый мужик ухаживает, приятно. Женька разузнал – не без добрых людей – и устроил Зинке сцену ревности прямо в подъезде. Разругались вдрызг. А Зинка ему назло начала с Колькой встречаться. Специально его домой к себе водила и долго с ключами у двери возилась – чтоб Женька к глазку подбежать успел.
Ну и довозились с ключами – пошла у Зинки задержка. Тут и свадьбу пришлось играть. Зинка первым делом Сопленкова пригласила – чтоб разглядел как следует потерянное свое счастье. На свадьбу Женька пришел бирюк бирюком с щенком в руках. Щенок мелкий-мелкий, всего щенка-то – четыре лапы, хвост да пятнышко белое на лбу. Промямлил Женька что-то невнятное про «уют в доме», сунул Зинке кутенка, на жениха не взглянул и пропал. Только наутро Зинка узнала, что, пока она под Колькой в брачную ночь Чиччолину изображала, Женька у себя в комнате люстру снял да на том крюке и повесился. Со щенком тоже некрасиво вышло – Колька дверью спьяну хлопнул и псинку зашиб, даже имени дать не успели.
Стали жить-поживать. Родители Женьки при встрече с Зинкой в ее сторону разве что не плевали, а вскоре съехали. Зинкина мать тоже свинтила на дачу, чтоб молодоженам не мешать. Стала с проводниками закрутки да наливочки передавать. С наливочек все и началось – очень к ним Колька пристрастился. Он и раньше трезвенником не был, а тут как с цепи сорвался. На завод пора, на смену, а он по коридору как дите ползает и вообще того и гляди в Ригу поедет. Раз прогул, два прогул, потом он чего-то там набедокурил в пьяном виде, и погнали Кольку с завода ссаными тряпками. А Зинке уж рожать скоро – пузо еле в двери пролазит, имя даже придумали – Машка, в честь бабки. Испугалась она: куда с таким отцом-то дитенка воспитывать? Это ладно они пока вдвоем – ты да я, да мы с тобой, а мать с дачи чуть не ежечасно звонит: когда, мол, можно приезжать внуков качать? А с таким муженьком какие внуки? Такой дитенка либо о тумбу в пьяном виде трюхнет, либо в коляске у магазина забудет. И это уж не говоря обо всяких пеленках-распашонках да кроватках детских – где на все напастись, коли папка копейки приносит, да и те – все на горькую уходят?