Из боя в бой
Шрифт:
Позвоним консьержу дома № 18 и, когда он откроет тяжелые железные ворота, поднимемся по крутой винтовой лестнице вверх. Здесь на пороге скромной квартирки из двух комнат вас встретят стройный седой человек с веселыми лучистыми глазами и приветливая женщина, разговаривающая по — русски с великолепным московским выговором. Это популярные во Франции — да и не только во Франции! — люди: Луи Арагон, столь известный в наше время поэт и писатель, и Эльза Триоле — первая писательница, удостоенная Гонкуровской премии. Они никогда не жили легкой, беззаботной жизнью, никогда не замыкались в узком литературном мирке. Арагон уже много лет состоит в Коммунистической партии
Можно было бы написать целую книгу о том, как в трагические июльские дни 1940 года Эльза Триоле с застывшим от отчаяния, окаменевшим сердцем ушла, бросив все, из Парижа и искала Арагона на страшных, изрытых бомбами дорогах отступления, протягивая встречным измятый листок, на котором была нарисована эмблема его полка; как она совершенно случайно набрела на него, отходившего со своей разбитой частью, уставшего, изможденного, пережившего ужас Дюнкерка, но не сломленного испытаниями; как они ушли в подполье, как установили связь с партией и как в течение долгих месяцев и лет участвовали в борьбе с оккупантами. Но обитатели маленькой скромной квартирки в доме № 18 на Рю-де — ла-Сурдьер предпочитают сейчас говорить и писать о другом — о сегодняшнем дне Франции, кипучем, ярком, полном борьбы и противоречий.
Квартира Арагона обставлена до крайности просто: сосновый некрашеный, но чисто выскобленный стол, скрипучие стулья, небольшая конторка, заваленная рукописями. Единственное богатство — книги, да и то библиотека сильно пострадала во время оккупации, когда в ломе хозяйничали немцы. Единственное украшение — уникальные фотографии Маяковского, которого высоко чтут в этом доме…
Высокий, худой Арагон то садится, то встает, то нервно прохаживается по комнате — разговор идет о французской литературе, о важнейших политических событиях, о философии. Арагон говорит по — русски — он изучает наш язык. Ему не всегда удается найти нужное слово, тогда он запинается, щелкает пальцами, злится и смеется над своей беспомощностью, но в конце концов вспоминает подходящее выражение и с удовольствием, протяж но, нараспев произносит его, старательно соблюдая грамматические и синтаксические правила.
— Французский народ сильно вырос за эти годы, — говорит он. — Раньше чтение книг было прерогативой избранных — до войны тираж в пять тысяч экземпляров считался большим. Но в трудные годы оккупации французы полюбили книгу — книга заменяла людям общение между собой. Любовь к книге сохранилась и сейчас. Поэтому издание литературы стало нынче прибыльным. Это и хорошо и плохо. В наших условиях всякое прибыльное дело становится предметом спекуляции. Сейчас у нас расплодилось огромное количество издательств, многие из которых выпускают всякую дрянь. В 1945 году во Франции было издано около одиннадцати тысяч книг! В океане пошлости теряются хорошие произведения. Но хорошие книги есть, и их немало…
Арагон хвалит только что вышедшие книги прогрессивных писателей Франции. Вот сборник рассказов «Коллаборационисты». Их автор — писатель Жан Фревиль — беспощадным пером обрисовал типы людей, сотрудничавших с немцами. Бывший партизан Андре Шамсон выступил с двумя книгами: «Последняя деревня» — из периода пресловутой «странной войны» 1939–1940 годов и боев 1940 года и «Кладезь чудес» — о Франции под немецким игом; последняя из перечисленных книг рецензировалась в советской печати.
Высоко оценивает Арагон новые стихи Поля Элюара. До войны это был «трудный поэт». В годы войны Элюар вступил в коммунистическую партию, активно участвовал в Сопротивлении, писал абсолютно понятные, точные и сильные, дышащие страстью стихи, будившие ненависть к врагу.
Сам Арагон по — прежнему работает много и упорно. Он опубликовал новый роман «Орельен» — о жизни между двумя войнами, сборник рассказов о Сопротивлении — «Падение и величие французов». Несколькими изданиями вышли сборники его стихов. Один из них разошелся в семидесяти пяти тысячах экземпляров.
Арагон подошел к своей маленькой конторке, взял кипу исписанных листов, перелистал их, бережно разгладил.
— Знаете, что это? — спросил он. — Это не стихи. И даже не художественная проза. Это просто публицистика. Как бы перевести вам ее название? Пожалуй,
по — русски это будет звучать так: «Коммунистический человек». Впрочем, я не поручусь за точность перевода… Одним словом, я хочу дать в этой книге образ настоящего коммуниста.
Арагон положил рукопись обратно и продолжал:
— Вы знаете, человеку всегда хочется узнать черты героя. Когда я был подростком, меня очень увлекали мифы; мне хотелось узнать, какими были герои древности, — подростки всегда романтики, и им нужен идеал. Но идеал нужен не только подростку, но и взрослому. И вот мне хочется создать образ коммуниста. Мне хочется показать его простым человеком и в то же время необыкновенным. Я хочу рассказать о нем так, чтобы каждый читатель понял, что и он сам может стать таким…
Много времени у Арагона отнимает разносторонняя общественно — политическая, организаторская и издательская деятельность. Помогая партии подготовиться к выборам в Учредительное собрание, написал сценарий документального фильма. Много сил и энергии было затрачено на организацию нового, прогрессивного издательства «Библиотек франсэз».
История этого издательства чрезвычайно интересна — оно было основано еще в антифашистском подполье. Тогда было издано двадцать книг — стихи, рассказы, публицистика. Эмблема «Библиотек франсэз» — мальчуган, играющий на флейте, — с картины Эдуарда Мане «Ье fifre», выставленной в Лувре.
Арагону, видимо, доставляет большое удовольствие копаться в своей коллекции книг, газет, листовок, изданных в подполье. Он бережно перекладывает их с места на место, разглаживает загнувшиеся уголки, снова и снова разглядывает знакомые строки: ведь с каждым из этих изданий связано столько воспоминаний!.. Вот листовки: «Немцы отняли молоко у наших детей!», «Законно ли правительство Виши?», «Паш ответ предателю де Монзи», «К учителям», «К журналистам», «Памяти Габриеля Пери». Вот брошюры: рассказ Мопассана «Отец Милон», «Справочник партизана — первая помощь», стихи.
— А это наши подпольные газеты и журналы, — ив его глазах вспыхивает огонек, — смотрите, как их много!..
И действительно, можно только поражаться тому, с какой дьявольской энергией работали в подполье французские писатели, журналисты, художники, полиграфисты.
Бросается в глаза, что даже по технике их подпольные издания ничуть не уступали легальным, и отличить их можно только по тому, что на них отсутствуют ссылки на типографию, где они печатались.
Передо мною восемнадцать номеров подпольного журнала «Звезда», полный комплект подпольной литературной газеты, многие номера «Свободного университета», «Медицины Франции», «Учительской газеты». И каждая газета, каждый журнал по — своему обращались к читателям, ободряли их, будили в них ненависть к оккупантам и учили бить их…