Из цикла «Сибирские новеллы»

В таежном городке Кежме идет собрание. Принимается в комсомол Лятошкин, с сорок пятого года рождения. Я пытаюсь рассмотреть незнакомого мне Лятошкина, который родился в тот год, когда я вступал в комсомол.

Выходит мальчик, стесняясь и своей походки, и своего вида, и своих рук.

— Смутили человека!.. — кричат из зала.

— Не обижайте мальчика!

Секретарь

— Ничего, ничего, смотри туда, не стесняйся! У нас все ребята хорошие. — И к залу: — Какие будут вопросы?

— Пусть расскажет о себе.

Мальчик говорит тихо-тихо: окончил семь классов и приехал.

— И все?

— Все.

— Охо-хо!

— Тише вы! Где ты раньше работал?

— Я не работал, я ехал.

— Тьфу, черт, плюнул раз — и биография готова!

— Пусть рекомендующие скажут, за что рекомендуют.

Где-то в глубине зала встает рослый парень и, покрывая шум, говорит:

— Ехали вместе в поезде…

— Ну и что, что ехали? — спрашивают его.

— А вы не перебивайте и узнаете! Вот пристал к нам по дороге этот человек. Комсомольской путевки, как у нас, у него нет. Но посмотрели — маленький, а тоже к настоящей жизни стремится. Хочет город начинать в тайге. Ну, и решили взять. Работает у меня в бригаде, и живем мы вместе. Неплохой товарищ. Теперь ясно?

— У кого есть еще вопросы? — спрашивает секретарь и тихо добавляет: — Встань прямей, не бойся. Эй, тише, тише, ребята!

Он стоит, принимаемый, в костюмчике, в сапогах. Смотрит в зал.

Вот так же стоял я перед товарищами. Детдомовец, прошедший годы войны. Меня спросили:

— Расскажи биографию! На фронте не был?

И мне почему-то было неудобно, что мне четырнадцать лет, а я не был на фронте. А за столом президиума сидит мальчик с медалью «За отвагу».

— Как ты относишься к Черчиллю? — спросили меня.

Как я относился к Черчиллю? Я ненавидел его. Потому, что только кончилась война, я еще не знал, где мой отец, а мир потрясли дикие слова, призывающие к новой войне.

Так же, как на этого мальчика, смотрели на меня в упор. А на моих ногах были галоши. Нет, не ботинки с галошами, а просто галоши с подложенной ватой. Другой обуви не было.

— Стой прямо, не бойся! — сказала мне секретарь Демченко. Это ее подпись начинала мой билет. А дальше шли пустые страницы. Каждая страничка — год, и мне казалось, что эти страницы никогда не могут кончиться! А я работал, да работал, да служил, и опять работал. И ставились да ставились разные другие подписи. Ох, сколько их было, разных комсоргов!

И вдруг оказалось, что возраст мой уже не комсомольский. В Советском районе Москвы совсем юная комсомолочка взяла в руки принесенный билет и сказала, охнув:

— И не жалко?.. Не жалко вам такое отдавать? Какой долгий билет!..

А ведь все началось тогда, в сорок пятом, когда вот он, Лятошкин, только родился.

— Кто «за»? — спросила тогда Демченко.

А я глядел в зал и прятал дрожащие руки за спину. Мне казалось, что они меня не поймут, что они не возьмут меня с собой…

— Кто «за»? — спросил секретарь, и прошлое мое вдруг растаяло. Мальчик стоял и прятал руки за спиной.

— Единогласно, — сказал секретарь.

Телефон. Горком комсомола в милицию

— Алло! Алексей Иваныч! Это я, Чуприн. Тут у нас очередной беглец из Москвы… Да, у меня на них целая папка уже заведена. Что? Не говорите, превратился в отдел по детоустройству. Этот бежал от родителей. Наверное, опять какая-нибудь семейная трагедия… Да, частая причина. Фамилия его Прялкин, звать Юрий. Такой маленький, пришел сегодня, сел — молчит. Я подумал было, что из местных школьников, оказывается, ехал к дружку на строительство, не нашел. Так учтите, мы будем устраивать.

Телефон. Горком комсомола на строительство

— Мне секретаря. Николай, ты? Чуприн говорит. Надо, понимаешь, помочь. У парня ни денег… Ничего. Я дал свою пятерку. Нажми на кадры, они ни в какую не хотят брать. Понимаешь, пропадет человек, только упусти его… Договорились?

Телеграмма. Москва. Прялкиной Марии

«Срочно телеграфируйте согласие родителей на проживание в Братске Юрия зпт в противном случае последний будет выслан горкомом ЧУПРИН».

Телеграмма. Братск. Горком комсомола

«Юрий бросил школу зпт убежал из дому зпт подали на розыск просим помочь вернуть домой тчк отправьте сообщите число поезд вагон благодарные вам ПРЯЛКИНЫ».

Телефон. Горком комсомола На строительство

— Николай, здравствуй. Как у вас Прялкин? Не работает? Почему? Ах, не улажено с жильем? Ладно, это мы сделаем. Вот тут из дома телеграмма. Требуют его. Да. Но ты пока не беспокой, если надо… Ну, пока.

Телеграмма. Братск. Горком комсомола

«Почему молчите где Юрий Прялкин что с ним зпт КАКИЕ приняты меры тчк он пропускает школу помогите вернуть зпт свяжитесь с милицией родители ПРЯЛКИНЫ».

Телефон. Горком комсомола на строительство

— Вот такое дело, Юра. Что? Как, не хочешь домой? Понравилось здесь? Ну, милый, мало ли что… Я ж тебе прочел телеграмму: «помогите вернуть». Вот, братцы, в какое положение вы нас ставите. Отпусти тебя, ты ведь сбежишь? А сопровождающих у нас нет. Ладно. Работается-то хорошо? И друзья уже есть? Поселили-то где тебя, в палатке? Хорошо. Ну-ну, а родителям ты все-таки напиши.