Из 'Дневника старого врача'

Пирогов Николай Иванович

Если же вы находите, что я расходую лекарства не-по госпитальному каталогу, то вам следует обратиться с извещением о том к нашему общему начальству, г. президенту Медико-хирургической академии".

Вот эта-то бумага, а не экстракт белены, и была причина секретного предписания Неммерту. А про extractum Hyosciami я сказал Лоссиевскому: "Велите-ка ваши экстракты приготовлять действительно из наркотических средств, а не из золы разных растений".

Когда Неммерт получил бумагу, то он принес ее ко мне и спрашивал: что делать? Я отвечал: "Ступайте к президенту Щлегелю и спросите его".

Шлегель же, по словам Неммерта, спросил его, улыбаясь: "Ведь вы, однако, ничего не заметили.

Ну, любезнейший, так оставьте бумагу при вас и никому не показывайте".

Когда я узнал этот ответ, то я просил Неммерта одолжить мне бумагу на один час времени, обещаясь ему, что это нисколько не повредит его служебной деятельности.

Неммерт мне дал, и я с этою бумагою в руках тотчас же отправился к нашему попечителю, дежурному генералу Веймарну, объявив ему, что я подаю сейчас просьбу об отставке, если всему этому вопиющему делу не будет дано хода.

Веймарн был видимо смущен, но успокоил меня обещанием, что завтра же будет им все дело улажено, и если я и тогда останусь недоволен, то могу дать всему законный ход.

Сейчас за моим уходом Веймарн послал фельдъегеря за Лоссиевским, и его, раба божия, привез фельдъегерь с собою в штаб. На другой день в госпитале была получена бумага, в которой предписывалось Лоссиевскому, в присутствии президента Шлегеля, ординатора Неммерта, писаря, писавшего бумагу, и всех видевших ее членов госпитальной конторы - просить у меня прощения в убедительнейших выражениях, и если я (Пирогов) не соглашусь извинить дерзкий поступок Лоссиевского, то всему делу будет дан законный ход.

На другой день, утром, меня пригласили в контору госпиталя, и там разыгралась истинно-позорная, и притом детски-позорная, сцена.

Лоссиевский, в парадной форме, со слезами на глазах, дрожащим голосом и с поднятием рук к небу, просил у меня извинения за свою необдуманность и дерзость, уверяя, что впредь он мне никогда не даст ни малейшего повода к неудовольствию.

Тут же, в присутствии президента, я ему показал мерзейший хлеб, розданный больным, и заметил, что это его прямая обязанность в госпитале - наблюдение за порядком, пищею и всею служебною администрацией.

Тем дело о моем умопомешательстве и кончилось.

С тех пор Лоссиевский сделался тише воды, ниже травы, да, впрочем, через несколько месяцев он был перемещен в Варшаву.

Друзья Лоссиевского, такие же, как и он, proteges барона Виллье, упросили этого медицинского сановника замолвить слово о Лоссиевском у фельдмаршала Паскевича. (Лоссиевский был в 1844 г. переведен на должность главного доктора военного госпиталя в Варшаве (Л. Ф. Змеев). И. Ф. Паскевич был тогда наместником в Польше.)

Когда Паскевич приехал в Петербург, то ему выслали на показ двух главных докторов для Варшавы. Паскевич, проходя через приемный покой, мимоходом указал на Лоссиевского, сказав: "вот этого".

Лоссиевский угостил за это своих протекторов хорошим обедом, на который позван был и баронет. За обедом Виллье сидел возле Лоссиевского и, во время медицинской беседы о трудности в прощупывании зыбления, подставил свою заднюю часть тела Лоссиевскому с громким вызовом: "ну-ка, ты, прощупай-ка здесь зыбление". .

Все, разумеется, засмеялись остроте баронета, а Лоссиевский уехал на лучшее место в Варшаву.

В Варшаве, однакоже, не посчастливилось Буцефалу. Верно, он слишком разворовался.

Император Николай, раз наехав в варшавский госпиталь ненароком, разом открыл целую массу злоупотреблений и дневного воровства. Лоссиевского засадили на гауптвахту и отдали под суд. Потом он, разжалованный в ординаторы, окончил жизнь в Киеве, как я слышал, от запоя. ( Лоссиевский уволен из Варшавы в 1851 г. (Л. Ф. Змеев); дальнейшая судьба его неизвестна.)

Моему ассистенту Неммерту пригрозил было при мне Шлегель, после того как Лоссиевский извинился. Но я остановил президента словами: "Профессор Неммерт поступил тут как честный и благородный человек, и я не вижу, за что вы так несправедливо относитесь с выговором к Неммерту; я мог бы принять ваш неуместный выговор на мой счет - и не согласиться, в таком случае, на извинение Лоссиевского".

Шлегель прикусил язык, и с тех пор я не замечал никаких притеснений по службе.

Неммерта Лоссиевский звал даже ехать в Варшаву! Кстати, скажу несколько слов о моем свидании, единственном и непродолжительном, с баронетом Виллье.

По случаю издания моей Прикладной анатомии (на русском и на немецких языках - издание Ольхина, не окончившееся по причине его банкротства), я в один и тот же день посетил двух нужных людей: министра Канкрина, у которого надо было испросить разрешение на ввоз беспошлинно веленевой бумаги для литографии, и Виллье, который мог способствовать распространению издания в военных библиотеках.

("Полный курс прикладной анатомии..." издан в 1843-1845гг., с атласом в 34 табл. (по П. А. Белогорскому-47 табл.). В январе 1842 г, П. обратился в конференцию МХА с заявлением, что, "желая способствовать распространению практических анатомических сведений между учащимися и молодыми врачами и вместе облегчить столь трудное изучение прикладной анатомии", он давно уже "имел намерение издать полный атлас анатомических таблиц в этом роде. Так как цель этих изображений чисто прикладная, то они тем должны отличаться от обыкновенных анатомических изображений, что будут представлять анатомические предметы в отношении их к практической медицине вообще, к медицине судебной, особливо к хирургии и, наконец, в отношении художественном. Таким направлением будет отличаться предполагаемое издание от всех, доселе известных анатомических атласов". Такой атлас П. предполагал издать в виде 100 таблиц in folio, с текстом на латинском и русском языках, заключающим в себе не только объяснение, но и "подробное изложение многих для практического врача важных анатомических предметов". Предполагалось издать атлас в 20 тетрадях, закончить его в 2,5 года. Конференция одобрила план издания, признала, что "труд этот, судя по способностям и обширным познаниям" П., "сделает честь не только ему, но и самой академии", и ходатайствовала о ссуде на издание. После предоставления ссуды, 8 мая 1843 г., П. представил в Академию 1-го тетрадь (в пять таблиц), заявив, что изменил план издания и передал его Ольхину. Попечитель представил атлас царю; тот приказал наградить П., а ссуду признать безвозвратным пособием на издание. Для атласа худ. Мейер приготовил 100 анатомических рисунков (П. А. Белогорский, стр. 73 и сл.). Вследствие банкротства Ольхина вышло в свет либо 7 вып. (московские библиотеки), либо 9 вып. (в библиотеке МХА). Текст на русском и французском языках.

За этот труд П. присуждена Академией Наук полная Демидовская премия в 1844 г. Отзыв дали академики К. М. Бэр и Ф. Ф. Брандт. Они указали, что из всех представленных на конкурс сочинений труд П. "без сомнения заслуживает одно из самых почетных мест". Это сочинение - "подвиг истинно труженической учености". Говорится "о точности и полноте исследования, верности и изяществе изложения, остроумном взгляде на задачи". Все это "обеспечивает творению" П. "прочное достоинство в обширной и, в последние три столетия, столь богатой изображениями литературе анатомии". Отмечается, что уже здесь П., "не довольствуясь одними догадками, попал на остроумную мысль, заморозив отдельные части тела в разных положениях, распилить суставы, чтобы тем точнее определить и изобразить положение костей" ("Дем. нагр.", XIII, 1844 г.).