Из истории советской философии: Лукач-Выготский-Ильенков
Шрифт:
Понятно, что после слов Сталина все академики от философии объявили срочную мобилизацию для укрепления «философского фронта» и наступления против тех, кто скажет иначе. Казенные профессора, естественно, взяли равнение на академиков, а всем остальным ничего не оставалось делать…
И гуляет с тех пор этот миф, хотя давно уже минули те времена, когда мнение вождя было священным и непререкаемым. Люди уже во многих сферах деятельности научились судить самостоятельно, но на «философском фронте» без перемен, хотя многие зарубежные марксисты от доисторического «диамата» уже отказались. В марксизме, как справедливо отмечал еще в конце 70-х годов польский марксист С.Раинко, «не категории исторического материализма интерпретируются и обосновываются в свете открытий диалектического материализма, а совсем наоборот – понятия и суждения диалектического материализма становятся ясными и приобретают свой подлинный смысл только в отношении к структуре и содержанию исторического материализма» [233].
Подобно тому, как природа в истории обретает новую жизнь и становится моментом ее собственного движения, материализм в области природы снимается в историческом материализме, становится тоже моментом разворачивания проблематики исторического материализма. Любая другая постановка проблемы ведет к абстрактному «диамату» и к такому же абстрактному «истмату», а материалистическое понимание истории и материалистическая диалектика из своего методологического модуса переходят в доктринерский – в теорию мировой материи и в теорию абстрактно понятого исторического процесса.
«Один из характернейших видов вульгаризации марксизма, – писал Д.Лукач, – выражается в тенденции рассматривать диалектический и исторический материализм как независимые друг от друга научные дисциплины, признавая необходимость существования даже особых «специалистов» по каждой из этих дисциплин» [234]. Таких специалистов у нас в советские годы было множество. И хотя в последние годы застоя наметились сдвиги, ничего путного это не дало.
Так последним официальным учебником философии советского периода, как уже говорилось, стал учебник под редакцией академика И.Т.Фролова. И в нем уже не было привычного деления на «диамат» и «истмат». Более того, в нем ставилась задача более органично соединить теорию, условно говоря, с историей. Но что из этого получилось?
А в итоге получилась довольно сумбурная история философии, не имеющая никаких логических последствий. И в дальнейшем излагаемая «теория» ни в малейшей степени не была выводом из предшествующего исторического развития. Никакого единства логического и исторического не получилось.
Более того, на одном из собраний, в ответ на замечание, что в новой программе по «марксистско-ленинской» философии ничего не изменилось по существу, один из ее авторов, С.Мелюхин, заявил, что в ней изменено тридцать процентов слов. После этого, как говорится, нет слов…
К числу новых «слов» в новой программе, соответственно в учебнике, можно было отнести тему о специфике социального познания, которая была помещена как заключительный раздел «диамата», то есть перед «истматом». Но любому материалисту должно быть ясно, что специфика познания какого-то предмета вытекает из специфики самого предмета: специфика физического познания вытекает из специфики предмета физики, специфика биологического познания вытекает из специфики предмета биологии, а специфика социального познания из специфики его предмета, то есть из специфики общества. Но где же изучается специфика общества, как не в «истмате», даже независимо от того, имеет он или не имеет право на самостоятельное существование? И опять получился кит на земле, а земля на ките…
Весь исторический материализм есть наука о специфике социального познания, которая заключается в том, что мы из условий материального бытия, из материального производства должны объяснять идеи, мысли, настроения людей. Основная идея Маркса и Энгельс состояла как раз в том, что сознание людей не имеет какой-то особой «специфики», не определенной, так или иначе, со стороны общественного бытия людей. Даже «туманные испарения», как писал Маркс, определяются способом жизнедеятельности людей.
Но пресловутая «специфика» появляется там, где сознание отрывается от материального общественного бытия, превращается в самостоятельное царство [235], к которому можно подобраться только с помощью специфических «методов» познания, «вчувствования», «вживания» и т.д. Эти методы и культивировались в тех философских направлениях, где мир сознания понимался как особый мир, – неокантианство, философия жизни, экзистенциализм, герменевтика и т.п.
«Общество как объект познания. Человек, его деятельность и культура как предмет социального знания». Так раскрывалась тема о специфике социального познания в учебном программе. А где же рассматривается общество как объект познания, если не в историческом материализме?
То же самое и человек. Тем более что была специальная тема «Проблема человека в марксистско-ленинской философии». Точно так же, как и специальная тема «Духовная жизнь общества. Наука и культура. Формы общественного сознания». Но культурой как раз и отличается общественная жизнь от жизни природы. Исторический материализм как раз и изучает культуру, историю материальной и духовной культуры, развитие материального и духовного производства. Но если от всего этого можно отвлечься, то что же тогда еще означает «специфика познания социальной действительности»?
Далее шел раздел: «Социально-историческая практика – основа и движущая сила социального познания». Но социально-историческая практика в марксизме есть основа всякого познания, а не только социального. И об этом речь должна идти в теме «Позание как отражение действительности. Диалектический материализм о познаваемости мира». Мы говорим «должна», потому что в принятой на закате Советской власти программе это нашло свое выражение лишь в одной фразе: «Социально-историческая природа познания» [236]. Раньше об этом было сказано полнее и точнее, как и у основоположников марксизма. И у Ленина сказано ясно и недвусмысленно: практика есть основа теории познания марксизма. С этой основы и надо начинать. Главный вопрос теории познания это вопрос о познаваемости, вопрос об истине. А вопрос об истине, оторванный от человеческой практики, есть чисто схоластический вопрос. Это есть фундаментальное положение марксизма. И отступление от него неизбежно заводит в тупики схоластического теоретизирования.
Эклектика, которая, впрочем, является обязательно на закате всякой цивилизации, есть совмещение совершенно разнородных элементов. И в указанной учебной программа по марксистско-ленинской философии она выражается прежде всего в попытке совместить натуралистическую и социально-историческую трактовку сознания и познания. В результате тема социально- исторической природы сознания и познания остается неразвитой до конца. Поэтому она снова всплывает в разделе о «специфике социального познания». Если бы она была развита с самого начала, то раздел о «специфике» не понадобился бы.
То, что самостоятельная тема о специфике социального познания совершенно несостоятельна, это, как говорится, ежу понятно. Но дело в том, что этот, как будто бы частный случай является следствием общего кардинального недостатка как старой, так и новой программы по философии марксизма, а именно деления всего курса на «диамат» и «истмат». Отсюда «двойная бухгалтерия»: материя и материальное общественное бытие, сознание и общественное сознание, специфика человеческого познания и специфика социального познания и т.д. вплоть до «человека». Выходит, что до этого его, человека, и не было. О чем тогда шла речь до этого? О каком сознании? Нечеловеческом? Анти-общественном?