Из истории советской философии: Лукач-Выготский-Ильенков

Мареев Сергей Николаевич

«С «принципом развития» в ХХ веке (да и в конце ХIХ века) «согласны все», – отмечал В.И. Ленин [186]. И дело не только в том, что это такое согласие, когда упускаются из виду «скачки», «перерывы постепенности», отрицание, противоречие и т.д., но дело в том, что при этом идея развития или не распространяется на историческое развитие, или последнее понимается как простое продолжение естественно-природного развития. При этом собственной диалектики исторического развития никакой материализм до Маркса постичь не смог. Ведь французский материализм только нащупал главное противоречие общественного развития. С одной стороны, французские материалисты пришли к выводу, что общественное мнение управляет миром, определяя взаимоотношения членов общества и создавая социальную среду. С другой стороны, речь шла о том, что человек – продукт социальной среды, и его мнения определяются свойствами этой среды. Но разрешения этого противоречия французский материализм так и не нашел. Сама

проблема здесь сугубо диалектическая, и ее решение было намечено в идеалистической диалектике общественного развития Шеллинга и Гегеля.

Тем не менее, задача оставалась. «Задача диалектического материализма, – писал Плеханов, – была, таким образом, предначертана заранее. Философия, оказавшая в прошлые столетия огромные услуги естествознанию, должна была теперь освободить социальную науку из лабиринта ее противоречий» [187]. И дальше: «Статьи Маркса и Энгельса в «Немецко-французских летописях» (Париж, 1844), «Святое семейство» тех же авторов, «Положение рабочего класса в Англии» Энгельса, «Нищета философии» Маркса, «Манифест Коммунистической партии» Маркса и Энгельса, «Наемный труд и капитал» Маркса содержат уже прекрасно формулированные и ясно изложенные черты нового понимания истории. Но его систематическое, хотя и краткое, изложение мы находим в книге Маркса «К критике политической экономии» (Берлин, 1859)» [188].

Плеханов не называет здесь «Немецкой идеологии», поскольку он ее не знал и знать не мог. Хотя уже там содержится довольно систематическое и не очень краткое изложение нового понимания истории. Теперь «Немецкая идеология» хорошо известна. И, тем не менее, основным пособием для изучения материалистического понимания истории Маркса остается известное Предисловие к работе «К критике политической экономии» (1859).

У Маркса и Энгельса уже до 1859 года был диалектический материализм или, что в данном случае одно и то же, материалистическое понимание истории, но при этом никакого «диамата» как учения о «мире в целом» там, разумеется, не было. Да, философия марксизма – это диалектический и исторический материализм. Но это один и тот же материализм, он же диалектический, и он же исторический, а не два «материализма». Два материализма – это нонсенс, как и два идеализма, два позитивизма и т.д. Хотя могут и существовать различные исторические формы того, другого и третьего.

Традиция называть всю философию марксизма диалектическим материализмом перешла от Плеханова в ХХ столетие. Эту традицию мы встречаем, например, у Д. Лукача. «Гениальные наброски Ф. Энгельса об экономических категориях в «Немецко-французском ежегоднике» и «Экономическо-философские рукописи» К. Маркса, – пишет он, – положили начало открытию диалектического материализма» [189]. Вот где исторические истоки диалектического материализма, а не в открытиях естествознания, как это трактовали советские «диаматчики». Без диалектики нет диалектического материализма, а диалектика открывается как историческая диалектика. В «Экономическо-философских рукописях», как отмечает Лукач, «дан, с одной стороны, анализ диалектических, по сути воззрений классиков политэкономии, а с другой – анализ экономических основ гегелевской «Феноменологии духа» [190]. Подвести под историческую диалектику Гегеля, которая развита им прежде всего в «Феноменологии духа», экономическую основу – это и значит соединить историческую диалектику и материализм.

Тем не менее, последователи Плеханова, а потом и «большевики», понимали материалистическую диалектику как диалектику природы. Но если рассматривается диалектика материалистически понятой истории, разве это уже не материалистическая диалектика? Следовательно, материалистическая диалектика появляется вместе с материалистическим пониманием истории. И здесь «материалистическая диалектика и исторический материализм образуют необходимое монолитное единство» [191].

Итак, марксистский материализм есть прежде всего исторический материализм. Хотя он же по необходимости и диалектический материализм. Это и необходимое логическое следствие, и необходимый исторический переход от французского материализма и материализма Фейербаха через идеалистический историзм Гегеля. Когда говорят о том, что диалектический материализм представляет собой соединение материализма Фейербаха и диалектики Гегеля, то при этом нельзя забывать, – а это делалось на каждом шагу, – что диалектика Гегеля не есть просто

абстрактная диалектика на манер учения Николая Кузанского о coincidentia oppositorum – совпадении противоположностей, а это, прежде всего, историческая диалектика – диалектика истории. Именно учение Гегеля о смене исторических форм общественного бытия и сознания людей, о необходимости и закономерности исторического развития, о прогрессе свободы – вот что притягивало к учению Гегеля Маркса, Энгельса и других прогрессивно настроенных молодых людей 30-х и 40-х годов XIX столетия в Германии. А вовсе не то, что «все развивается». О том, что «все развивается», что «все к лучшему в этом лучшем из миров», знал и доктор Панглос из известной философской повести Вольтера.

Не диалектика природы, а диалектика истории – вот что послужило исходным пунктом того революционного переворота в философии, который был произведен Марксом и Энгельсом. Потому результатом этого переворота явилось и могло явиться только лишь материалистическое понимание истории, или, что то же самое, исторический материализм.

Материализм Фейербаха не устраивал Маркса и Энгельса, – даже тогда, когда они, по словам самого Энгельса, после выхода «Сущности христианства» в одночасье стали фейербахианцами. Опять-таки прежде всего потому, что это был неисторический материализм: «Поскольку Фейербах материалист, история лежит вне его поля зрения; поскольку же он рассматривает историю – он вовсе не материалист. Материализм и история у него полностью оторваны друг от друга…» [192]. Причем исторический идеализм Фейербаха оказался значительно ниже исторического идеализма Гегеля. Это был исторический идеализм Гегеля минус его историческая диалектика (именно эту историческую диалектику «выплеснул» Фейербах, хотя думал, что «выплескивает» какую-то абстрактную схоластическую диалектику). И еще минус те элементы материализма, которые присутствуют у Гегеля, когда он анализирует труд, практику, и что позволило впоследствии Ленину охарактеризовать эту гегелевскую диалектику как «канун» исторического материализма. Слабость Фейербаха проявляется даже в области критики религии, которая в первую очередь воодушевила Маркса и Энгельса. Слабое место в ней именно методологическая основа – неисторический материализм, переходящий в исторический идеализм.

Выясняя истоки «диамата», обычно вспоминают Энгельса, а именно его «Анти-Дюринг» и «Диалектику природы». Первое произведение появилось, как известно, в 1976-1978 гг. Второе стало известно вообще только в начале 20-х годов прошлого столетия. Но разве до этого не было оформившегося марксизма, включающего и философию? Здесь уместно вспомнить, что пишет Ленин о «Манифесте Коммунистической партии» (1848). «В этом произведении, – читаем мы у Ленина, – с гениальной ясностью и яркостью обрисовано новое миросозерцание, последовательный материализм, охватывающий и область социальной жизни, диалектика, как наиболее всестороннее и глубокое учение о развитии, теория классовой борьбы и всемирно-исторической революционной роли пролетариата, творца нового, коммунистического общества» [193]. Материализм, охватывающий «и область социальной жизни», означает: охватывающий область природы и область социальной жизни. Да и как вообще можно изучать область социальной жизни в отрыве от жизни природы?

В другом месте, в работе «Три источника и три составные части марксизма», Ленин называет философию Маркса «законченным философским материализмом» [194]. «Законченный» – это значит распространенный на понимание общества, достроенный доверху. Но в любом случае это один и тот же материализм. Исторический материализм включает в себя и определения природы, но как исторические определения, как определения природы, ставшей исторической природой. На самом деле человек никогда и не имеет дела с абстрактной материальной природой, как думают нынешние «онтологи». Он всегда имеет перед собой «историческую природу и природную историю» [195], и говорить, как это делал Бруно Бауэр, о «противоположностях в природе и в истории» как о двух обособленных друг от друга «вещах», Маркс и Энгельс считали неправомерным [196], хотя этот своеобразный «дуализм» воспроизводился затем в любом учебнике по «марксистско-ленинской» философии, где, с одной стороны, речь шла о противоположности материи и мышления, духа и природы, а с другой – о противоположности общественного бытия и общественного сознания.

Ленин знал «Анти-Дюринг», но никогда не считал, что диалектический материализм есть наука об абстрактной неисторической природе. И он отмечает ошибку А. Деборина, когда тот определяет диалектический материализм как учение о строении материи, мира. В своей статье «Диалектический материализм» (1909) Деборин писал: «Как мировоззрение, диалектический материализм дает ответ, – не абсолютный, разумеется – на вопрос о строении материи, мира» [197]. Ленин, выписав это место, замечает на полях: «неточно» [198].