Из книг мудрецов. Проза Древнего Китая
Шрифт:
— Когда-то любил я музыку,— сказал Вэнь-цзы,— и этот человек подарил мне прекрасную цитру. Любил подвески из нефрита — и он же подарил мне нефритовые кольца. Ища моего расположения, он потворствовал моим слабостям. Боюсь, как бы теперь, домогаясь расположения других, он не пожертвовал мною.
И поспешил уехать. А начальник тот и впрямь задержал две отставшие колесницы Вэнь-цзы и передал их новому правителю.
***
Когда чуский царь напал на царство У, усцы заслали в чуское войско Цзюй Вэя и Цзюэ Жуна — чтоб те подпоили солдат.
— Свяжите
И вот воины спросили пленников:
— Перед тем, как отправиться к нам, вы гадали?
— Гадали,— ответили пленники.
— Ну и как, удачным ли было гадание?
— Удачным,— ответили пленники.
— А мы вот сейчас смажем вашей кровью барабаны — что вы на это скажете? — спросили чусцы.
— Это лишь подтвердит, что гадание было удачным,— ответили пленники.— Нас ведь затем сюда и заслали, чтобы разведать — каков у чусцев полководец. Если свирепый — значит, рвы надо рыть поглубже, а валы насыпать — повыше. А если мягкий — мы бы только расслабились... Теперь же, когда ваш полководец нас казнит, жители У повысят бдительность и укрепят оборону. Ведь гадали-то мы не о себе — о царстве. Нас казнят, а царство спасется — разве это не удача?! К тому же, если мертвые ничего уже не сознают, мазать нашей кровью барабаны — бесполезно. А если сознают — то мы-то уж во время битвы заставим ваши барабаны замолчать!
И чусцы не стали их убивать.
***
ИЗ ГЛАВЫ XXX
Мицзы Ся, пребывая в милости у вэйского Лин-гуна, хозяйничал в царстве как хотел. И вот однажды некий карлик, явившись к государю, сказал ему:
— Сон мой сбылся!
— Что же тебе приснилось? — спросил государь.
— Приснился очаг,— ответил карлик,— и вот я увидел вас.
— Я слышал,— сказал государь в гневе,— что перед тем как лицезреть монарха, видят во сне солнце. Отчего же ты, перед тем как нас увидеть, видел во сне лишь какой-то очаг?!
— Солнце,— сказал карлик,— озаряет всю Поднебесную— и нет ничего, что могло бы надолго его заслонить. Государь озаряет все царство — и нет никого, кто мог бы надолго его заслонить. Потому-то перед тем, как его лицезреть, и видят во сне солнце. Если же кто-то один греется у очага — остальным огня уже не видно. Вот кто-то и вас заслонил от всех остальных — так что, может, не зря мне приснился именно очаг?
***
Шусунь, что был первым министром в Лу, был из знатного рода и обладал огромной властью. А некий Шу Ню был его любимцем и, прикрываясь именем Шусуня, своевольничал как хотел.
У Шусуня был сын, звали которого Жэнь. Шу Ню, ему завидуя, хотел его погубить и повез с этой целью в царский дворец. Государь пожаловал Жэню кольцо из нефрита— тот почтительно его принял, но на пояс надеть не решился и хотел через Шу Ню испросить на то разрешения отца. А Шу Ню, желая его обмануть, сказал:
— Я уже спрашивал. Отец разрешил тебе носить кольцо.
Лишь после этого Жэнь надел кольцо на пояс. Шу Ню же сказал Шусуню:
— Отчего бы вам не замолвить за Жэня словечко перед государем?
— Он совсем еще ребенок,— возразил Шусунь.— Как можно говорить о нем с государем?
— Но он уже не раз бывал при дворе,— сказал Шу Ню,— и государь пожаловал ему кольцо из нефрита. Он уже носит его на поясе.
Шусунь повелел позвать Жэня и увидел, что тот и вправду носит на поясе кольцо. И отец, впав в ярость, убил сына.
У Жэня был старший брат, звали которого Бин. Шу Ню, ему завидуя, замыслил погубить и его. Однажды Шусунь повелел отлить для сына колокол. Когда колокол был готов, Бин не посмел в него ударить, но послал Шу Ню к отцу— испросить на то дозволения. Шу Ню же не стал испрашивать дозволения и, желая обмануть Бина, сказал ему:
— Я уже спрашивал. Отец разрешил тебе ударить в колокол.
И Бин ударил. Шусунь же, услыхав, сказал:
— Не спросив разрешения, самовольно ударил в колокол!
И в гневе прогнал сына прочь. Бин уехал в Ци. Через год Шу Ню выпросил для него прощение—и Шусунь послал его за сыном. Но Шу Ню и не подумал предложить Бину вернуться домой. Отцу же доложил так:
— Звал я его. Только сын ваш очень уж рассержен и домой возвращаться не хочет.
И Шусунь, впав в ярость, послал в Ци людей с приказом убить сына.
И вот, когда оба сына Шусуня погибли, а сам он заболел, Шу Ню стал ухаживать за ним в одиночку. Он удалил от больного всех приближенных и никого к нему не подпускал, объяснив это так:
— Шусунь не хочет слышать человеческого голоса!
Он перестал его кормить — и уморил голодной смертью. Когда же Шусунь скончался, Шу Ню никому о том не сказал и, обобрав его сокровищницу дочиста, бежал в Ци.
***
Пан Гун, отправляясь вместе с наследником престола заложником в Ханьдань, сказал вэйскому царю:
— Если бы нынче кто-то сказал, что на рынке объявился тигр,— вы бы этому поверили?
— Не поверил бы,— сказал царь.
— А если бы два человека сказали, что на рынке объявился тигр,— вы бы поверили этому?
— Не поверил бы,— сказал царь.
— А если бы три человека сказали, что на рынке объявился тигр,— тогда бы вы поверили?
— Тогда бы поверил,— сказал царь.
— Ведь ясно же,— сказал Пан Гун,— что нет на рынке никакого тигра. Но если три человека скажут, что он есть,— он появится! А ведь Ханьдань будет подальше от вэйского царства, чем рынок от вашего дворца, и людей, что захотят меня очернить, будет побольше, чем трое. Надеюсь, что вы, государь, примете это во внимание.
И что же? Когда Пан Гун вернулся из Ханьда - ня — царь не пожелал его видеть!
***
Дун Яньюй был правителем Нагорной области в Чжао. Однажды, проезжая по горам Шиишань, он увидал там ущелье в сотню жэней глубиной, с крутыми, как стены, склонами. И спросил у жителей окрестных селений:
— Люди когда-нибудь туда спускались?
— Нет, никогда,— ответили жители.
— Может, спускались туда несмышленые дети? Помешанные? Слабоумные?
— Нет, никогда,— ответили жители.