Из лучших побуждений

Когда к полудню доктор Джеймисон прибыл в Лондон, все дороги, ведущие в город, были перекрыты уже с шести утра. Как обычно бывает в день коронации, люди стали занимать места вдоль всего пути, которым проследует королевский кортеж, еще за сутки до начала церемонии, и в Грин-парке, когда доктор Джеймисон медленно брел вверх по травянистому склону к станции метро у отеля «Риц», не видно было ни души. Среди мусора под деревьями валялись сумки из-под провизии и спальные мешки. К тому времени, как доктор Джеймисон добрался до входа в метро, с него уже ручьями лил пот, и он присел на скамейку, поставив свой небольшой, но тяжелый чемодан из оружейной стали рядом

Прямо перед ним была задняя сторона высокой деревянной трибуны. Он видел спины зрителей в самом верхнем ряду — женщин в ярких летних платьях, мужчин в рубашках с засученными рукавами, с газетами, которыми они защищали головы от палящего солнца, стайки детей, поющих, машущих национальными флажками. Люди высовывались, перегибаясь через подоконники, из окон контор вдоль всей Пикадилли, и сама улица была теперь неразделимой смесью света и звука. То оттуда, то отсюда доносились звуки оркестра, приглушенные расстоянием, или рев команды, когда какой-нибудь офицер приказывал солдатам, протянувшимся шеренгами по обеим сторонам улицы, сменить построение.

Доктор Джеймисон, с интересом вслушиваясь, позволил всеобщему подогреваемому солнцем волнению увлечь и себя. Ему было около шестидесяти пяти лет, он был невысок, но пропорционально сложен, волосы у него уже начали седеть, а живые, внимательные глаза замечали все, что происходит вокруг. Хотя в облике его было что-то профессорское, благодаря покатости широкого лба он казался моложе своих лет. Это впечатление усиливалось щегольским покроем костюма из серого шелка: очень узкие лацканы, единственная пуговица обтянута узорной тканью, вдоль швов на рукавах и брюках широкий кант. Когда кто-то, выйдя из палатки первой помощи у дальнего конца трибуны, направился в его сторону, доктор Джеймисон понял, как непохожа их одежда (человек, который к нему приближался, был в свободном голубом костюме с огромными, хлопающими на ветру отворотами), и в душе поморщился от досады.

Взглянув на часы у себя на руке, он поднял чемодан и быстро зашагал к станции метро.

Королевский кортеж после коронации должен был начать свой путь от Вестминстерского аббатства в три часа дня, и улицы, по которым он проследует, полиция уже закрыла для всякого движения. Когда доктор Джеймисон поднялся на поверхность из второго выхода, на северной стороне Пикадилли, он стал внимательно оглядывать высокие здания, где располагается столько контор и отелей; время от времени, узнавая какое-нибудь из них, он повторял про себя его название. С трудом проталкиваясь за спинами людей, плотной стеной стоявших на тротуаре, больно ударяясь коленями о свой же металлический чемодан, он добрался до Бонд-стрит, свернул за угол, помедлил и двинулся к стоянке такси. Люди, сплошным потоком двигавшиеся навстречу ему, к Пикадилли, смотрели на него удивленно, и он почувствовал облегчение, когда очутился наконец в машине. Отказавшись от помощи водителя, он сам поставил чемодан в кабину и, усаживаясь, сказал:

— Отель «Уэстленд».

Водитель вполоборота повернулся к нему:

— Какой?

— «Уэстленд», — повторил доктор Джеймисон, стараясь, чтобы его манера говорить как можно меньше отличалась от манеры водителя. Речь, которую он слышал вокруг, была чуть гортанной. На Оксфорд-стрит, ярдов на сто пятьдесят восточнее Марбл-Арч. По-моему, запасной вход там со стороны Гроувенор-плейс.

Пристально поглядев на него, водитель кивнул.

Машина тронулась.

— Приехали посмотреть на коронацию?

— Нет, — небрежно сказал доктор Джеймисон. — По делам. Всего на один день.

— Я-то

— Да, пожалуй. Конечно, посмотрю, если будет возможность.

Они свернули на Гроувенор-сквер, и доктор Джеймисон, подняв чемодан на сиденье, тщательно проверил хитроумные металлические запоры и убедился, что они надежно держат крышку. Потом стал смотреть на здания по сторонам, стараясь подавить чувства, вызванные волной воспоминаний. Однако все было не таким, как он помнил, — годы, отделившие его от этого дня, незаметно для него исказили старые впечатления. Улицы, уходящие вдаль, неразбериха зданий, реклама куда ни глянь в немыслимом множестве и разнообразии — все было совершенно новым. Город казался невероятно старомодным и разностильным, и было трудно поверить, что он в нем когда-то жил.

Неужели и все другие воспоминания его обманывают?

Вдруг он обрадовано подался вперед: здание американского посольства с изящной ячеистой стеной, мимо которого они сейчас проезжали, разрешило его сомнения.

Водитель обратил внимание на его неожиданную заинтересованность.

— Янки начудили, — сказал он, стряхнув пепел с сигареты. — И не поймешь, что это такое.

— Вы так считаете? — спросил доктор Джеймисон. — С вами мало кто согласится.

Водитель рассмеялся.

— Вот тут вы ошибаетесь, мистер. Я еще ни от кого не слышал доброго слова об этой чертовщине. — Он пожал плечами, решив, что лучше не возражать пассажиру. — Не знаю… может, она просто обогнала свое время.

Доктор Джеймисон чуть заметно улыбнулся.

— Пожалуй, — сказал он скорее себе, чем водителю. — Лет так на тридцать пять. Вот тогда об этой архитектуре будут очень высокого мнения.

Он не заметил, как снова стал говорить слегка в нос, и водитель спросил:

— Вы не из-за границы, сэр? Не из Новой Зеландии?

— Нет, — ответил доктор Джеймисон и теперь обратил внимание на то, что движение транспорта на улицах левостороннее. — Правда, в Лондоне я не был давно. Но день, кажется, выбрал удачно.

— Уж это точно, сэр. Большой день для молодого принца. То есть, правильнее сказать, короля. Король Яков III — звучит непривычно. Но дай бог ему счастья.

Руки доктора Джеймисона легли на чемодан, и он пылко, хотя sotto voce, [1] отозвался:

— Вы правы — дай бог ему счастья.

Он вошел в отель через запасной вход и оказался в толпе внутри небольшого вестибюля, но в ушах у него все еще гудело от шума Оксфорд-стрит. Подождав минут пять, он протолкался к стойке портье; тяжелый чемодан оттягивал ему руку.

— Доктор Роджер Джеймисон, — назвался он. — Для меня здесь заказан номер на втором этаже.

Портье начал искать запись в журнале регистрации, а он, прислушиваясь к шуму голосов вокруг, облокотился на конторку. Больше всего в вестибюле было тучных женщин средних лет в ярких платьях; они, безудержно болтая, проходили в холл, где стоял телевизор: с двух часов начнут передавать из Вестминстерского аббатства церемонию коронации. Не обращая на них внимания, доктор Джеймисон стал разглядывать остальную публику официантов, закончивших свою работу, посыльных, гостиничных служащих, организовывавших банкеты в комнатах наверху. Он рассматривал каждое лицо, как будто ожидал встретить знакомого.