Из любви к искусству
Шрифт:
Она присела, как заправский судмедэксперт, без малейшего колебания взяла Перельмана за руку и подняла ее повыше, чтобы Дорогин мог как следует разглядеть глубокую красную борозду, которая кольцом охватывала запястье.
– Его сначала задушили, – сказала Варвара, – а уж потом сунули головой в духовку. Это же ясно как день.
Она встала с корточек, безотчетным движением вытирая о джинсы ладони, и в последний раз с отвращением посмотрела на Перельмана.
– У, гад, – сказала она, – выкрутился все-таки… А я-то мечтала взять у него интервью в зале суда. Ну, зато сервиз…
Она осеклась и посмотрела на Дорогина расширенными глазами.
– Вот именно, – сказал Муму. – И не говори, что я тебя об этом не предупреждал. Сервиз уплыл, и один черт знает где его теперь искать. Та машина, которую мы встретили во дворе… Похоже, сервиз лежал в ее багажнике.
– О черт! – воскликнула Белкина и сделала странное незавершенное движение правой ногой. Дорогину почудилось, что она хотела пнуть труп, но в последнее мгновение сдержалась. – Черт, черт, черт! Ну почему ты не заставил меня послушаться? Ты же знаешь, что все бабы – дуры!
– Не все, – закуривая, утешил ее Дорогин. – Только некоторые, да и то далеко не во всех ситуациях.
Белкина тоже закурила, не сразу попав кончиком сигареты в дрожащий огонек зажигалки.
– Вот ведь ерунда какая, – напряженным голосом пожаловалась она. – Кто бы мог подумать, что меня это так заденет? Ну, увезли сервиз… Не мой же он, в самом-то деле! Материал все равно убойный, во всем этом чертовом городе только мы с тобой знаем эту историю от начала до конца, но ты, слава Богу, не из болтливых… Так что на сервиз по большому счету плевать, но все равно почему-то обидно… Слушай, а давай мы его все-таки поищем!
Дорогин вздохнул: Белкина была неисправима. Спорить с ней не имело смысла, тем более что лишние пять минут в этой ситуации ровным счетом ничего не меняли. Он съехал со стола, на котором сидел, и вместе с Варварой приступил к поискам, все время думая о том, что скажет наряду милиции, если их заметут шарящими по квартире, хозяин которой бездыханным лежит на кухне.
Никакого сервиза здесь, разумеется, не было, зато на журнальном столике в загроможденной давно вышедшей из моды обшарпанной мебелью гостиной Дорогин обнаружил вскрытый узкий конверт с красно-синим бордюром авиапочты. Конверт был изрядно помят, словно его некоторое время таскали в кармане. Обратный адрес на конверте был израильским, а внутри обнаружилось оформленное по всем правилам гостевое приглашение. Муму немедленно вспомнил Яхонтова, который с такой точностью просчитал ситуацию вплоть до наличия этого приглашения, и удивленно покачал головой. Старик оказался чертовски умен и проницателен.
Дорогин окликнул Варвару и показал ей приглашение. Варвара взяла бумагу и стала, хмурясь, вчитываться в текст, и тут на столике задребезжал телефон.
Дорогин переглянулся с Варварой и посмотрел на часы. Время было совершенно неурочное. Интересно, подумал Муму, кому это не спится посреди ночи? И очень интересно, что теперь делать. Брать трубку или не брать?
Пока он колебался, Белкина протянула руку и сняла трубку.
– Слушаю, – сказала она и вдруг, заметно вздрогнув, метнула на Дорогина испуганный взгляд. Видимо, то, что она услышала, прозвучало достаточно неожиданно. – Д-да… А откуда, собственно…
«Ого, – подумал Дорогин. – А ведь звоночек, похоже, адресован именно Варваре. Ах, как это любопытно…»
Осторожно ступая, он сходил в прихожую, запер дверь на замок и вернулся в гостиную, где бледная и хмурая Варвара, кусая губы, слушала то, что говорили ей по телефону.
– Послушайте, – сказала она высоким напряженным голосом, – какое вы имеете…
Она снова замолчала: видимо, голос в трубке не желал отвлекаться на пустые препирательства и упрямо гнул свою линию. Дорогин заметил, что у Белкиной опасно раздуваются ноздри. Варвара сейчас напоминала разъяренного быка, готовящегося атаковать неуязвимого тореро. Муму украдкой вздохнул: он знал, что быкам редко удается живыми уйти с арены.
– Да, – резко сказала, почти выкрикнула Варвара. – Да, черт бы вас побрал, я все поняла! Да, знаю. Верю. Да пошел ты, ублюдок! С-скотина…
Последнее слово она сказала уже в пространство, кладя трубку обратно на рычаги. Рука ее слепо шарила вокруг телефонного аппарата, трубка беспорядочно брякала о пластмассовый корпус. Дорогин отобрал у Варвары трубку, поднес к уху, немного послушал короткие гудки и положил ее на место.
– Ну, – сказал он, – похоже, что теперь ты знаешь больше, чем я. Не хочешь поделиться?
– Мразь, – сказала Варвара. Ее густо накрашенные губы неприятно выделялись на белом как мел, странно неподвижном лице с огромными, обращенными внутрь глазами. – Откуда он узнал, что мы здесь?
– Как раз это проще всего, – сказал Дорогин. – Помнишь «жигули», с которыми мы разминулись? Если это были убийцы, то они нас тоже видели. Они могли заметить и узнать тебя, но скорее всего они узнали мою машину. Значит, это те самые люди, которые следили за тобой. Ситуация от этого только еще больше запутывается, но другого объяснения я просто не вижу. А что тебе сказали?
– Что сказали… Сказали, что, если я хоть словечком обмолвлюсь о сервизе Фаберже, со мной будет то же, что и с Перельманом. Сказали, чтобы я забыла об этой истории, если хочу жить. Сказали, что им известно о каждом моем шаге и что я умру через час после того, как о сервизе узнает кто-то еще. Особенно милиция… Вот, собственно, и все, если не считать эпитетов, повторять которые у меня просто язык не повернется. Ах да! Еще мне велели убираться отсюда поживее, пока меня тут не замели. Боятся, наверное, что на допросе я испугаюсь следователя больше, чем их, и скажу что-нибудь лишнее…
– Насчет того, чтобы убраться отсюда, я с ними целиком и полностью согласен, – сказал Дорогин. – Делать нам здесь больше нечего. Как говорится, суши весла…
Они молчали почти всю дорогу. Белкина мрачно курила, глядя в боковое окно на проносящиеся мимо огни. Центр города жил яркой ночной жизнью в мигающем свете разноцветных реклам и ослепительном сиянии витрин дорогих магазинов. Дорогин вел машину, то и дело поправляя свою повязку. Наверченная неумелыми руками Белкиной марлевая чалма ослабла и все время норовила сползти на глаза, зато головная боль исчезла, словно ее и не было. Правильно, подумал Дорогин. Клин клином вышибают. Перельману, бедолаге, сейчас наверняка хуже.