Из любви к истине

Пьянкова Карина Сергеевна

О чем угодно. Просто спеть. Разве это так сложно?

Да нет ничего проще. И пускай он уже много лет не делал этого… А на чем играть?

Разумеется, на гитаре. Инструмент тут же был предоставлен в полное распоряжение южанина. Немного расстроена, но это поправимо. И чья же эта красавица? Неужели дийес Риннэлис?

Да. Она сама неплохо поет, но вот играет преотвратно.

Он высказывает надежду услышать ее голос. Да, это совершенно необходимо.

Но она тоже не играла довольно давно. А если учесть, что ее исполнение и прежде было не слишком-то выдающимся…

Ну и что?…

И в его руках гитара ожила. В небольшой кухне зазвучала музыка. Инструмент переходил из рук в руки. Слушать дийес Риннэлис оказалось неожиданно приятно. Когда ее пальцы начинали уж слишком бесцельно блуждать по грифу гитары, он забирал инструмент и играл сам, давая ей возможность просто слушать или петь. Ее голос был сильным, глубоким и выразительным, он так плохо соотносился с фиолетовой мантией и ледяным тоном, которым она пользовалась на службе. И глаза… Прежде блеклые, невыразительные, они засияли весенней зеленью на лице, вдруг ставшем удивительно милым. Кахэ понял, что она на самом деле может быть красивой, просто нужно дать ей возможность для этого.

Таэллон окидывал своего дядю недоуменным взглядом. Зачем ему эта глупость? Почему он выглядит таким счастливым? Разве это не унизительно — петь по просьбе человека, да еще и находясь в доме, где их так долго удерживали против воли? И зачем было просить петь ее? Да, ларэ Риннэлис можно поблагодарить за то, что она не выдала их, но не более. Ну а уж просить ее спеть… Таэля откровенно раздражало звучание ее голоса, когда она выводила простенькую мелодию очередной песни. Так почему же дяде это нравится?

Потом в импровизированном концерте для двоих настал вынужденный перерыв на ужин, во время которого ни на секунду не прекращалась беседа. Неловкости уже не было. Завтра на рассвете кахэ должны уехать, а еще так много не сказано и не понято, что терять лишнюю секунду уже казалось преступлением…

Когда наступило утро, Риэнхарн почувствовал растерянность пополам с разочарованием. Под глазами дийес Риннэлис от усталости залегли синеватые тени, но она едва ли замечала собственное измождение. Ей в руки попало чудо, а она поняла это только в последний момент. И с благодарностью отпускала, как доверчивую пичугу, севшую на ладонь. Лицо девушки светилось каким-то нездешним светом, будто она видела перед собой не грешный мир, а, по меньшей мере, обитель богов.

И после того как утихли отзвуки последней спетой песни, дийес Тьен встала с табурета, осторожно опираясь на больную ногу, и ясно улыбнулась:

— Пора прощаться, ларо.

Риэнхарн понял, что уезжать ему не хочется. И пошел собирать вещи. Таэллон бросился помогать с поспешностью, граничащей с невежливостью.

Дийес Риннэлис пила за кухонным столом черный кофе, приготовленный дийей Тианой, который употребляла, только когда ей грозило падение от полного упадка сил.

Кахэ медленно и чересчур аккуратно укладывал свое немногочисленное имущество в сумку, стараясь оттянуть свой уход. Понимая, как нелепа и бесполезна эта попытка. Таэль уже давным-давно побросал собственные пожитки в заплечный мешок и сбежал вниз. Риэнхарн спустился со спокойной неторопливостью. Нельзя покидать дом друзей в спешке. Друг? Наверное, это все же неподходящее слово. Скорее, niel-e-nhaar, «другой в зеркале», совершенно одинаковый, понимание на грани невозможного. Жаль, что дийес — человек… Грустно терять того, кто в состоянии разделить твои переживании, даже когда ты сам их полностью не осознаешь.

Дийес Тьен вызвалась проводить их до ворот. Даже хромота и боль в ноге не изменили ее решения. Риэнхарн взял ее под руку, помогая. И она великодушно приняла этот знак внимания. Стоя у самых ворот, кахэ понял, что ему необходимо, жизненно важно что-то сказать ей. Но подобрать нужные слова не получалось, поэтому Риэнхарн и дийес Риннэлис безмолвно стояли рядом, рассматривая окрестности с таким нарочитым вниманием, что молчание стало вдвойне неловким.

Таэллон уже с полчаса маялся от безделья, ожидая, когда же его дядя наконец-то решит отбыть. Риэнхарн в полной мере понимал нетерпение племянника — он тоже, с одной стороны, хотел как можно быстрее покинуть пределы человеческого государства, такого негостеприимного для инородцев, но с другой — просто повернуться и уйти, не поговорив напоследок со своим вечность назад персональным врагом, было нельзя.

Дийес Тьен молча стояла рядом и ждала, когда кахэ сможет, наконец, высказать мучающее его. Риэнхарн Аэн смотрел на дийес дознавателя и пытался определить, какие чувства он теперь испытывает к ней. Она была загадкой, которую хотелось разгадывать, она пугала и притягивала, бороться с ней приходилось на равных, несмотря на чудовищную разницу в возрасте и физической силе. Удивительное, завораживающее и немного жуткое создание, которое по прихоти высших сил родилось среди людей.

Ведь что-то же он испытывал к ней…

— Вы странная, дийес Риннэлис, — улыбнулся Риэнхарн. — Никогда таких не встречал.

— Это стоит расценивать как комплимент? — в лоб спросила девушка без малейшей тени кокетства. Отсвет прошедшей бессонной ночи все еще сиял в ее глазах.

Кахэ внимательно вглядывался в нее, пытаясь найти что-то, что могло бы привлечь его внимание к ней как к женщине. Ведь внешне она была довольно мила, к тому же дийес умна, неистерична, ответственна. Возможно, если бы он забрал ее с собой, ноющая душа успокоилась бы. Он приехал за одной человеческой девушкой, но оказалось, не судьба, так почему бы не забрать другую?

— Боюсь, что нет, дийес, — вздохнул мужчина, признавая безоговорочное поражение в борьбе с самим собой. — Скорее просто констатация факта.

Нет. При виде нее сердце не начинает биться быстрее, и внутри не разливается тепло. Это же не София — тихий светлый ангел, просуществовавший в его жизни лишь мгновение и ушедший вслед за Белой Госпожой. А Риннэлис… Необычна — да, безусловно, но… Жизнь состоит из тысяч «но». Эта девушка была похожа на меч, а в его жизни и так слишком много оружия, чтобы увлечься еще одним, пускай и превосходным. Даже если они чувствовали и понимали друг друга лучше, чем кто-либо другой. А может быть, именно поэтому.

Niel-e-nhaar. Только и всего.

— Вам бы дивно пошло черное, дийес Риннэлис. И жаль, что вы родились человеком, — признался он.

Гордая, упорная, амбициозная, злопамятная и при этом верная, спокойная, разумная, понимающая… Какая бы изумительная кахэ из нее вышла. И как бы она подошла роду Аэн.

— Зачем, ларо? — неожиданно весело рассмеялась она. — Я — человек, и это устраивает нас обоих, не так ли?

Наверное, в ней ничего уже не осталось от той девочки, которая, по словам ее матери, была без ума от народа кахэ. Она выросла и уже давно не ждет, что под ее окна придет менестрель. Дийес дознаватель вообще никого и ничего не ждет, все, что ей нужно, она привыкла брать сама, и обязательно с боем. Цинизм — хорошая броня, а наивность быстро исчезает под безжалостными ударами реальности. И даже целая ночь сказки не способна превратить латы в шелк платья.