Из любви к истине

Пьянкова Карина Сергеевна

— Ларэ Тьен, как опытный дознаватель, скажите: вы думаете, мой дядя виновен? — Как только кахэ наелся, то снова начал говорить, и не нужно иметь дар ясновидения, чтобы догадаться о теме нашей беседы.

Я прикрыла глаза и стала вдумчиво сопоставлять все известные мне факты и все свои впечатления о старшем нелюде: реакции, мимика, жесты. Язык тела может очень многое рассказать, даже то, что хочется скрыть. В моей голове начал работать идеально выверенный механизм, который был создан во время моего обучения в академии. Никаких эмоций, никакого «первого взгляда», всему этому нет места в ходе расследования, использовать нужно только факты.

Таэллон благоговейно молчал, глядя на меня.

— Вероятность очень мала, — выдала свой вердикт я. — У вашего родича нет инстинктов убийцы.

Хотя мою шею он едва не свернул.

— Хвала предкам, — выдохнул нелюдь.

— Я

не сказала твердого «нет», — напомнила я, глядя на парня недоуменно.

— Но вы сказали, что вероятность мала, а я верю своему дяде и… И вам, ларэ Тьен!

Только этого мне не хватало.

На следующее утро дийес Тьен снова «осчастливила» Риэнхарна беседой. Девушка была, как обычно, спокойной, издевательски-доброжелательной и идеально вежливой. Но ее глаза светились торжеством. Ну еще бы! Теперь в ее руках такой козырь, с которым любые попытки выкарабкаться окажутся тщетными. Главное, чтобы с Таэлем ничего не случилось.

— Думаю, ларо Аэн, сегодня у нас есть интересная тема ля беседы. — Улыбка человечки была прямо-таки лучезарной. Еще бы. Такое счастье — дийес Риннэлис сумела сломать сопротивление кахэ!

Риэнхарн угрюмо молчал, понимая: любые слова будут доказательством его бессилия.

— Это следует понимать, как очередной отказ сотрудничать? — уточнила дознаватель, не увидев необходимой для себя реакции.

— Спрашивайте, дийес, — окончательно сдался нелюдь, понимая: это его конец.

— Предпочитаю, когда меня называют «ларэ», — отозвалась девушка, присаживаясь напротив Риэнхарна в глубокое удобное кресло.

Мужчину она упорно усаживала на табурет, на котором можно было только балансировать, но уж никак не сидеть. Кахэ понимал, что это один из простейших способов вывести допрашиваемого из равновесия, прямо-таки детский способ, но, как ни странно, весьма действенный. Дийес дознаватель вообще не использовала неэффективных способов давления.

— Хорошо, ларэ, — покорно исправился Риэнхарн, прекрасно осознавая: про себя он так и будет именовать дознавателя «дийес», поскольку назвать ее «ларэ» — значит недооценить опасного противника.

Риннэлис удовлетворенно кивнула.

— Ну, если вы сегодня в таком славном расположении духа… — еще шире улыбнулась она.

Риэнхарн пребывал в самом отвратительном расположении духа, но не в его положении можно сказать решительное и твердое «нет». Если бы не попавшийся в руки стражи Таэль, из старшего кахэ и слова бы не вытянули, но мечтать о несбывшемся было глупо, поэтому мужчина приготовился выложить все, что пожелает узнать нежно оскалившаяся напротив человеческая девушка…

Кахэ смотрел на меня так, будто я стою рядом с открытой железной девой [1] и широким жестом предлагаю ему там расположиться. На самом деле пытки почтенного ларо Аэна в мои планы не входили никоим образом. Это крайний метод, который стоит применять, только когда уже других вариантов нет. К тому же пытки по поводу и без — это верх непрофессионализма, а я не халтурю сама и терпеть не могу, когда это делают другие.

1

Железная дева — орудие смертной казни в эпоху инквизиции, представляло собой шкаф в виде женщины. — Примеч. ред.

Ларо Аэн, думаю, предпочел бы пытки, и, вероятно, ему было бы проще, если бы на его глазах мучили племянника. Тогда бы он не чувствовал себя предателем и неудачником. Судя по затравленному взгляду, нелюдь далеко не в восторге, что человечка поставила его на колени, а теперь еще и философски взирала на полученный результат, размышляя, как вытянуть из этой ситуации максимум полезного.

— Итак, ларо, начнем с вашего полного имени, даты и места рождения, — мягко начала я.

Дальнейшие вопросы срывались с губ автоматически. Это был только пробный допрос, разминка, я проверяла реакции допрашиваемого, готовность идти навстречу, правдивость. Здесь важны даже не сами вопросы, а быстрая и неожиданная смена темы — только если окончательно выбить из-под ног собеседника почву, можно получить по-настоящему правдивый ответ, это в нас хорошо вбили в академии.

Ларо Риэнхарн сопротивлялся до последнего, но через два часа непрерывного обстрела сдался и открылся, пускай неохотно, пускай немного… Но умелому дознавателю и этого хватит! Когда я удвоила напор, он на меня посмотрел как на хищницу. Сделав вид, будто ничего не заметила, я еще полтора часа продолжала допрос, даже не пытаясь вникнуть в произносимое нелюдем. В тот момент мне

было важно не то, что он говорил, а то, как он говорил. Хотя и полученная информация даром у меня никогда не пропадала: на подставке в углу размеренно подрагивал пока еще прозрачный кристалл, который старательно сохранял каждое произнесенное в допросной слово. Я всегда использовала такие милые приспособления, облегчающие жизнь любому дознавателю. Правда, специалисты старой закалки предпочитают, чтобы допрос записывался секретарем, но лично я считаю: присутствие постороннего лишает дознавателя многих преимуществ и помогает подозреваемому сохранить душевное равновесие, поэтому никого в допросную упорно не пускала. К тому же порой приходится оформлять допросы задним числом, чтобы ничто не просочилось куда не следует. Мой метод работы породил бездну слухов, в частности, о том, как я заживо режу подозреваемых на кусочки. И даже то, что ни один мой фигурант не исчез во время расследования (чем я кардинально отличаюсь от других дознавателей), не помогло в восстановлении моего доброго имени. Да я и не особо старалась: репутация самого ужасного работника отряда дознавателей давала весомые преимущества.

Когда часы в коридоре пробили три часа дня, я смилостивилась и позволила охране отвести кахэ в его камеру. На лице нелюдя читалось облегчение пополам с обреченностью: облегчение — потому что сегодняшний допрос был закончен, обреченность — потому что ларо Аэн не хуже меня понимал: это только самое начало веселья.

Я зажмурилась, вытянула ноги и блаженно потянулась в кресле, которое хоть и являлось самым удобным из всех, которые я могла выбить из своего начальника, все равно удручающе подействовало на мою пятую точку опоры. День был прожит не зря, я чувствовала себя триумфатором, хотя в устроенном мною спектакле чувствовался явный привкус халтуры. Не попадись мне племянник подозреваемого, я бы этого упрямого нелюдя могла на части пилить — и все без толку. Уже сломав сопротивление ларо Риэнхарна, я осознала: скорее всего, другим способом я ничего бы не смогла от него добиться. Это было более чем унизительно. Меня будто с грязью смешали. Вот передо мной оказался тот, кого я, несмотря на всю свою хваленую выдержку, холодность и ум, не в состоянии была сломать. Разве это правильно? Я большую часть жизни положила на то, чтобы стать лучшей, чтобы мое имя произносили только шепотом и предварительно сплюнув через плечо, а тут появился какой-то Риэнхарн Аэн, пускай и трижды из Дома Эррис, и превратил всю мою жизнь в труху!

Именно тогда я ощутила к этому кахэ чувство, сильно напоминающее ненависть.

Как ни странно, дийес Тьен не пыталась узнать тайны Дома Эррис. Похоже, ей вообще было глубоко плевать и на Дом Эррис, и на его тайны, и на многовековой конфликт между людьми и кахэ. Вместо того чтобы получать выгоду из возможности вытянуть информацию, девушка начала спрашивать какую-то чушь — наподобие «во сколько лет вы впервые сели на лошадь» и «как зовут вашего дедушку со стороны матери», — причем с самым серьезным выражением лица. Вопросы, которые относились к делам Дома, были редки чрезвычайно, вопросы, затрагивающие расследуемое дело, были еще реже. Риэнхарн подумал бы, будто сошел с ума, либо с ума сошла дийес Риннэлис, но внутренний голос подсказывал: во всем происходящем все-таки есть смысл, вот только мужчина не может его уловить. Так или иначе, но к концу допроса Риэнхарн чувствовал себя вымотанным, как после многочасовой тренировки с тяжелым мечом. Дийес Тьен выглядела все такой же свежей и довольной жизнью, как и в начале их занимательной беседы. Этот факт почему-то больше всего испортил настроение кахэ, если не считать того, что дознаватель не собиралась говорить с ним о судьбе племянника, а все попытки добиться встречи с Таэлем натыкались лишь на сухую улыбку. Девушка умела стоять на своем, как упрямый вол. Как-то Риэнхарну удалось узреть, как здоровенную рогатую скотину, которая решила, что ей надоело работать, пытались заставить тащить воз. Вол был непреклонен, но никакого сравнения с дийес Риннэлис он не выдерживал.

«Предки! И как только женщина могла выносить в чреве своем такое!» — уже в камере мысленно возопил нелюдь, уставившись в крохотное окошко под самым потолком. Противно смотреть на эту жалкую дырку в стене, к тому же закрытую решеткой, но через это окошко можно увидеть крохотный клочок неба, которого Риэнхарн уже больше недели не видел в своей убогой камере, где был только лежак из сопревшей соломы и дыра в углу, призванная заменить уборную.

«Вот ведь змея!» — Сам того не зная, кахэ повторил обычную для дознавателя характеристику, которой она удостаивалась от каждого первого.