Из незавершенного

Самуил Яковлевич Маршак

Из незавершенного

ВОЙНА ТРЕХ ДВОРОВ

У меня было пальто с пелеринкой. Пелеринка надевалась на плечи поверх пальто и застегивалась на шее. Такое же пальто было и у старшего брата. Сшила нам обоим мама по старой заграничной картинке.

Мы с братом чувствовали, что мама затевает что-то неладное, когда она, вся в лоскутах и нитках, становилась перед нами на колени и принималась в десятый раз запахивать и распахивать на нас пальто, еще без пуговиц и рукавов.

"На кого только мы похожи будем!"

И в самом деле, мы были ни на кого не похожи. Ни у одного мальчика - ни в городе, ни у нас на слободке - не было пелеринки. Мальчишки на улице не давали нам проходу.

Мы ходили в такую школу, куда надо было носить свою чернильницу. Чернильницы нам купили "непроливательные" - тяжелые баночки из толстого зеленого стекла с воронкой внутри.

Идем мы как-то с братом по улице осенью, когда уже холодеть стало. Шагаем по твердой земле, по самой середине улицы - чтобы собак у ворот не дразнить. Сумки у нас - через плечо, чернильницы в руках.

Вдруг слышим голоса, смех. Мальчишки играют в бабки. Пестрые, крашеные кости расставлены во всю ширину улицы. А один из мальчишек отбежал немного назад и целится в кости плоской свинцовой "биткой". Раз - и сшиб пару.

Брат осторожно перешагнул через ряд костей. Я тоже шагнул, но нечаянно задел бабку ногой.

Мальчишки рассердились. Один замахнулся на меня, а другой - в рваных штанах, рыжий, рябой - подскочил ко мне, скривил щеку и говорит:

– Разрешите перышко в вашу чернильницу обмакнуть - прошение в управу написать!

Я поднял руку с чернильницей, а он меня ударил под самый локоть. Покатилась моя чернильница боком по дороге. Хорошо, что не разбилась - из толстого стекла была сделана.

Брат закричал издали:

– Эх вы! На маленького напали!

Они - на него. Со всех сторон обступили. Дергают за полы пальто, за пелеринку, дразнят:

– Какой это у вас фасончик?

– Чего это вы юбочку на плечи надели?

Брат закричал не своим голосом:

– Дураки! Разбойники! Сумасшедшие арестанты!

И легонько ударил рыжего мальчишку левой рукой, - в правой у него была чернильница.

Мальчишки захохотали, сбили брата с ног и навалились на него всей кучей. Чернильницу у него сразу отняли и стали перебрасывать по всей улице, как мяч. Пропала чернильница, разбилась о камень. Я подскочил к рыжему и вцепился обеими руками ему в тело, - у него сзади в штанах была дыра. Рыжий разом обернулся, поймал меня и прижал коленом к земле. Не помня себя, я заколотил ногами по земле и заорал на всю улицу.

И вдруг мальчишка отпустил меня и кинулся удирать. На бегу он успел крикнуть ребятам:

– Евдак... Те-кай!

Смотрю: за мальчишками гонится целая орава других мальчишек, а впереди этой оравы несется рослый парень в синей рубашке и в кожаном фартуке.

Тут и мы с братом замахали руками и пустились в погоню.

Жарко, весело. Улица пустая, широкая. Ноги в осенней траве путаются. Гоним мы мальчишек и такие слова кричим, что и сами в первый раз слышим.

До самого кладбища гнали. А потом постояли немного, посмотрели бегущим вслед и спокойно пошли назад.

Я иду рядом с большим парнем в кожаном фартуке и, задыхаясь от восторга и благодарности, спрашиваю;

– Это вас зовут Евдак?

– Меня.

– Какой вы сильный! Вас все мальчишки на улице боятся.

А он отвечает:

– Нет. Они только на нашей улице драться не смеют. На своей дерись сколько хочешь, а на чужой нельзя.

– А чьи они, эти мальчишки?

– С рязановского двора, кишечники. А сюда они ходят с нашими ребятами в бабки играть. Ну, бабки одно дело, а драться - другое. А вы чего такие чудные?
– вдруг спросил он меня.

– Как чудные?

– Да вот польта на вас такие... Будто у певчих из костела. И чернильницы...

Он прыснул, отвернувшись в сторону. Его товарищи тоже засмеялись.

– Мы нездешние, - виновато сказал брат, - мы всего три дня как в этот город приехали.

– А вы русские?
– спросил рыжий.

– Да, - сказал я.

– Нет, - сказал брат, - Мы евреи.

– Ну, это ничего, - ответил рыжий.
– У нас во дворе тоже есть еврейчик, Жестянников Минька. Тут мы расстались.

– ---

Больше мы в пелеринках и шляпах не ходили, а чернильницы стали прятать в карман, - чернила из них не выливались.

Только это не помогло. Кишечники нас запомнили. Жили они совсем рядом с нами - на большом дворе с открытыми настежь воротами. Через весь двор была там протянута веревка, а на веревке висели сухие и легкие, как папиросная бумага, кишки и пузыри. Они шелестели от ветра и очень нехорошо пахли. Вся наша улица пахла кишками.

У ворот встретил нас как-то одноглазый мальчишка-кишечник. Он свистнул и сказал, озираясь по сторонам:

– Вам тут, на нашей улице, все равно не жить. Подкараулим и убьем.

Мы с братом очень перепугались и не знали, что делать. Большим жаловаться нельзя. Я отправился искать Евдака.

Сначала пошел по нашей улице, потом по переулку, потом по той улице, где была драка. Вот и ворота, откуда выскочили сапожники. В самом конце двора маленький домик. По двору бегает мальчишка, смуглый, краснощекий, и ловит, подбрасывая на бегу, гимназическую фуражку без герба.

– Злые тут у вас собаки?
– закричал я издали.