Из Парижа в Бразилию
Шрифт:
— Пушечный выстрел, — не менее радостно отвечал Жюльен. — Пушечное ядро, не попавшее в цель.
— Как это?
— Посмотри на море.
— В полукилометре отсюда я вижу только шхуну нашего врага, разбитую об утесы.
— А дальше… вот эту черную точку?
— Вижу и ее; это, по-видимому, пароход.
— И без сомнения, тот самый крейсер, который гнался за шхуной.
— А это что за маленькое белое облачко, вьющееся над морем?
— Это новый пушечный выстрел. Очевидно, крейсер упражняется в стрельбе по разбитой шхуне.
— Ты думаешь?
— Да вот тебе доказательство.
Громадное ядро, пущенное с замечательной меткостью, обрушилось на шхуну, искалечив ее корму и срезав мачту, которая тяжко рухнула на палубу.
— Ну что, ты теперь понял, чему мы обязаны нашей свободой?
— Понял: ядру, которое не долетело до цели.
— Да, и сделано это было комендором нарочно. При упражнениях в стрельбе, когда расстояние хорошо известно, делаются обыкновенные сначала два пробных выстрела: одно дальше цели, другое ближе. С третьего стрельба уже прицельная. Дом прокаженных находится за целью, то есть сзади потонувшей шхуны.
— Значит, первое ядро перелетело через цель, которую имел в виду крейсер?..
— И достигло той, которую имели в виду мы.
Вырвавшись из проклятой темницы, друзья очутились на морском берегу. В желудках была пустота. Теперь, на свободе, они с особой остротой почувствовали голод, и переглянулись между собой.
— Поищем какой-нибудь пищи, — сказал Жюльен. — Тут на берегу должны быть крабы.
Вдруг Жак ударил себя по лбу.
— Какие мы дураки!
— Мы просто голодные люди, — возразил Жюльен. — А ты разве что-нибудь придумал?
— Чем питаться моллюсками и крабами, не лучше ли поискать чего-нибудь посущественней? Я уверен, что у нас под носом достаточно продуктов.
— Не понимаю?
— Да ведь теперь отлив.
— Ну, что же из этого?
— Да разве ты не видишь кузов разбитой шхуны?
— Действительно, вода отливает, и шхуна остается на мели, на утесах. Только я не понимаю, что же, по-твоему, общего между остовом разбитой шхуны и нашим завтраком?
— А то, что крейсер не до конца ее разрушил, пустив в нее лишь два ядра.
— Все-таки отказываюсь понимать.
— Какой ты стал непонятливый! Да ведь если кузов шхуны цел, то и кладовая, вероятно, цела, а если кладовая цела, то, стало быть, мы найдем там какие-нибудь консервы и позавтракаем.
— Ты совершенно, совершенно, совершенно нрав. И как это мне не пришло в голову самому? Я, должно быть, отупел от голода. Ну, живо, марш к шхуне.
Подгоняемые голодом, друзья вмиг добежали до разбитого корабля, перескакивая с утеса на утес.
Бедная шхуна была изуродована страшно. Удивительно еще, как ядра не попали в крюйт-камеру, где был порох, и не привели к взрыву всей шхуны.
Все же остальное носило следы полнейшего непоправимого разгрома.
Первым ядром разнесло палубу. Внутри корабля, где разорвалось второе ядро, тоже было все разрушено.
Только заряды, сложенные в ящиках в трюме, каким-то чудом уцелели.
Предположение Жака оправдалось.
Среди хаоса и разгрома он отыскал своими зоркими, голодными глазами превосходный окорок в маленьком чуланчике при камбузе.
— Окорок! — вскричал он, хватая гушу за конец и потрясая ею, как молотом.
— Сухари! — в тон ему воскликнул Жюльен, снимая крышку, с одного из ящиков.
— И вино! Настоящее вино! — повторил Жак, из-под груды разного хлама откопавший уцелевшую бутылку.
— Браво! Теперь мы позавтракаем отлично, — сказал Жюльен.
Они принялись с аппетитом уписывать отысканную пищу.
— Ай! — вскричал вдруг опять, вскакивая, Жак.
— Что с тобой?
— Ах, мы обжоры!.. За едой-то совсем забыли об очень важной вещи.
— О какой?
— О какой? О такой, что ведь у нас нет оружия, а мало ли что еще может произойти.
— Это верно.
— Настолько верно, что я бросаю свой завтрак и иду в подвал, который моряки, кажется, называют трюмом. Там пропасть ружей и все ремингтоновские винтовки… и патроны к ним. Сейчас пойду, выберу два ружья и принесу их вместе с достаточным количеством патронов.
Отсутствие Жака длилось минут пять, не больше. Он вернулся, отыскав два совершенно неповрежденных ружья с зарядами к ним и штыками.
— Теперь мы вооружены, — сказал он важно, — и можем спокойно продолжать завтрак.
— Позавтракаем скорее и станем в засаду.
— В засаду?
— Да, около дома прокаженных.
— Ты прав.
— Бутлер и его сообщник, разумеется, явятся туда требовать от нас капитуляции. Вот мы им и покажем капитуляцию.
Боясь пропустить случай, друзья наскоро завершили трапезу и спустились со шхуны, прихватив с собой остатки ветчины и сухарей.
Они добежали до дома прокаженных и не без содрогания взглянули на отвратительную тюрьму, которая едва не сделалась их могилой.
Друзья взяли немного вправо и наметили себе группу гигантских тропических растений, окаймлявших дорогу в Бурро.
Там было превосходное место для засады.
Кто бы и откуда ни прошел по дороге к воротам больницы, он неминуемо попадал в поле действия винтовок, которые держали наготове жаждущие мщения путешественники.
Жак и Жюльен простояли в засаде до вечера, ужасно устали и никого не дождались. К удивлению их, ни Бутлер, ни Боб не показывались.
Это было в высшей степени странно. Уже одна алчность контрабандистов должна бы была привести их к стенам лепрозория.