Из Ро?ссии с любовью
Шрифт:
Тем временем Иван Фёдорович вырвался из цепких лапок ушлых тётушек, которые, удовлетворившись опросом, пошли выбирать посуду и оставили нас без пристального пригляду: стоим мы на виду у всех, расстояние приличествующее сохраняем, беседуем мирно, без эмоций — значит можно.
— Никак не думала вас здесь встретить, — повела я рукой, имея в виду большой зал, где были выставлены образцы разнообразной посуды.
— Случилось так, — улыбнулся Иван кому-то из дуэний за моим плечом. — Посол в Париже приём большой планирует, а сервиз, что в наличии имеется, маловат оказался. Попросил присмотреть что-то подходящее и порталом грузовым отправить, —
— Не совсем в замке… Да и я больше не гувернантка…
— Граф сделал вам предложение? — нахмурившись, резко спросил Иван.
Ой, чего он надумал! Интересно, откуда такие выводы? Прям больше нет никого, кроме меня красивой, чтобы графьям вдовым жениться. Но подразнить господина торгового представителя всё же хотелось. За то, что на письмо моё не ответил, за предположение это дурацкое.
— Да, сделал. От которого я не смогла отказаться. Ибо положение моё было безвыходно. — Иван стянул губы в куриную гузку, и я поторопилась объяснить, как обстоят дела на самом деле. — По возвращении в замок Его Светлость не захотел оставить меня гувернанткой. У меня же, как вы знаете, ни опыта, ни рекомендаций нет. А так как идти мне было некуда, я выпросила себе должность управляющей придорожной таверной, которую как раз начинали строить. Через декаду предстоит то самое событие, о котором я сказала. Открытие. Приезжайте, оцените, может, потом порекомендуете знакомым, друзьям и, конечно же, землякам, что будут путешествовать в нашу сторону.
— Так вы в таверну посуду покупаете? — облегчённо выдохнул Иван. — А я было подумал, что опоздал.
— Куда? — я для того, чтобы хоть чем-то занять руки, взяла и покрутила в руках чашку, расписанную аляповатыми цветами.
— Попросить вашей руки, — последовал ответ.
Дзинь! Всё же исполнилось моё желание раскоцать чашечку. Хорошо, что эта была из дешёвых, а не из синского фарфора.
Глава 36. К чему бьётся посуда?
«Если чашка разбилась об пол — скоро произойдут неожиданные и благополучные события». Примета
У меня вопрос: Скоро — это когда? А благополучие для кого?
Это «дзинь!» прозвучало как сигнал к тишине. В большом зале все замолчали и обернулись на нас.
Ну всё… — расстроенно подумала я. — Сейчас набегут, начнут претензии предъявлять, обвинять в косорукости. Такой момент романтический испортила…
Народ действительно набежал. В мире, где так мало развлечений, любое мало-мальское происшествие — событие. Ну как, народ… Человек пять покупателей, до этого лениво бродящих по рядам средь выставленных образцов, столько же приказчиков, мои дуэньи и сам хозяин с чашечкой синского фарфора в руках.
Я уже воздуха в грудь набрала для извинения и обещания оплатить убытки, когда он, заглядывая мне в глаза, участливо спросил:
— Мадемуазель, вы не пострадали?
— Да вот… — начала было я, но тут вступился Иван.
— У баронессы Вежинской голова от духоты слегка закружилась. Мы сейчас на свежий воздух выйдем, и всё наладится. Обопритесь на мою руку, Мария Павловна.
Но хозяин склада энергично замахал руками:
— Нет-нет! Не двигайтесь! Под ногами осколки, вы можете пораниться! Сейчас пришлю уборщика, он заметёт их, потом пойдёте. Подождите минутку!
— Вот ещё… глупости, — фыркнул Иван, подхватил меня на руки и понёс к выходу.
— Месье! Месье, — закричал нам вслед купец. — Там справа беседка есть. Присядьте, а я слугу пришлю с водой.
Что происходит? Я с трудом удерживала челюсть в нормальном состоянии, чтобы она не отвалилась, демонстрируя всем, в каком шоке я нахожусь.
Мне только что сделали предложение, потом извинялись за то, что я разбила чашку, теперь носят на руках. Мамочка дорогая, я сплю?
На руках было уютно, но неловко. Всё же я не Дюймовочка. Во мне роста метр семьдесят пять и килограмм восемьдесят живого веса плюс одежда. Надорвётся жених такие тяжести таскать.
Жених… слово-то какое смешное.
— Иван Фёдорович, отпустите меня немедленно! Люди смотрят…
Поставил на пол, за руку придерживает, и тут я вспоминаю, что тело Машеньки Вежинской, доставшееся мне в наследство, вполне изящное и весит от силы килограммов пятьдесят вместе с одеждой. Но не проситься же назад… на ручки.
Тут еще и запыхавшиеся дуэньи догнали нас.
— Мадемуазель, месье, что случилось?
Спрашивали они хором, обращаясь к тому, кто больше понравился. Городская экономка (кстати, так и не знаю как её зовут) ко мне, а мадам Пэти — к торговому представителю.
Пришлось Ивану ещё раз повторять объяснение:
— У Марии Павловны закружилась голова, и она уронила чашечку, которую держала в руках. Я и вынес девушку на свежий воздух.
— А отчего голова-то закружилась? — не поняла мадам Пэти.
— Это, наверное, я виноват. Сделал баронессе предложение руки и сердца. Вот она и смутилась.
Всё же местные тётки слабее — они свои челюсти удержать не смогли. Стояли, приоткрыв рты, и непонимающе хлопали ресницами.
— Пройдёмте в беседку, — предложил Иван. — На проходе стоим. Мешаем.
По глоточку цедя прохладную воду с лимоном, я слушала, как выговаривали дуэньи Ивану за нарушение всех правил приличия.
— Месье Ружинский, вы же должны понимать, что так нельзя! Мадемуазель Мария хоть и без родственников и опекунов, но не одинока. У нас в замке её очень ценят, уважают и любят. Можно было прежде к Его Светлости графу де Венессент обратиться, или хотя бы к господину управляющему, шевалье де Моро. Он сейчас в Тулоне, с нами по делам приехал. Что ж вы так… с наскоку-то? Всё же баронессу сватаете, не белошвейку безродную.
Иван, в глазах которого скакали бесенята, внимал, кивая с самым покаянным видом, признавая свою вину перед нарушенными правилами приличия, но мою свободную руку держал хоть и нежно, но крепко. Давал всем понять, что своего он не упустит.
— Мадемуазель Мария, вы-то что молчите? — вдруг строго обратилась ко мне экономка городской усадьбы.
Теперь всё внимание на мне сосредоточилось, ещё и «торговый представитель» масла в огонь подлил:
— Да, Мария Павловна, что ж вы молчите? Ответьте, согласны ли вы принять мою руку и сердце?