Из рода Бурого Медведя. Том 2
Шрифт:
Уловив мои обвинительные интонации в последнем предложении о том что Лиза вроде как мне ничего плохого не сделала, Питонов с подозрением посмотрел на Лизу:
— Белолисина, ты сделал что-то плохое ему?
Лиза молчала.
— Отвечай. — потребовал Питонов. — Если это месть то это его не оправдывает… но всё равно меняет дело, потому что есть хоть какой-то мотив.
— Нет, — тихо вымолвила Лиза и потупила взгляд.
— На нет и суда нет, — сказал я и резко встал. — Мне пора господа и дамы…
Я почти дошёл до двери, когда услышал властный
— Буров!... назад. Тебя никто не отпускал. Если ты сейчас выйдешь из моего кабинета, считай что ты отчислен.
Нехотя я повернулся назад, но за стол садится не спешил.
— Что вы от меня хотите Рудольф Иннокентьевич? Слух пошёл, намеренно я его не распространял, теперь что сделано то сделано…
— Сядь на место, — обронил Питонов, уже мягче и обратился с Лизе: — Елизавета, если вам нечего мне сказать, то я его отпускаю. Я его конечно оштрафую, потом выясню говорил ли он кому-то прямо… и я, зная его, думаю что никому. И тогда он останется в нашем университете. А вы останетесь с тем чем останетесь. Поэтому что бы не остаться с ЭТИМ подлым слухом, скажите мне: что могло побудить господина Бурова поступить с вами столь жестоко?
Лиза молчала. И молчание это затянулось. По ней было видно, что она о чём-то думает. Решаеться.
— Елизавета, мы ждём, — напомнил о себе Питонов.
— Я его подставила… Михаила таким образом, что его бросила любимая девушка.
— Ясно! — хлопнул Питонов по столу. — В понедельник утром создадим пресс-конференцию для учащихся университета, что бы эти слухи зарубить на корню! Будет ещё пресса кое какая. Потому что слушок уже наверно и по городу пошёл.
— Пошёл, — страдальчески выдавила Лиза и у неё опять появились слёзы.
— Поэтому в понедельник вы оба покаетесь, со всеми возможными подробностями… пока дело не дошло до вражды родов, о чём господин Буров явно не подумал.
Да, я не подумал, ярость мести застлала глаза. Но ведь я мог всегда откатить ситуации назад.
— Пошли вон, дети мои! — приказал нам Питонов, вернувшись в свою слегка хамоватую манеру общения.
Мы вышли из кабинета.
Оставшись вдвоём, Лиза спросила у меня:
— Ты правда в понедельник скажешь как всё есть и что выдумал это...
— Правда, — отвернулся от неё я. Не хотелось с ней говорить. — Я делаю это не из-за тебя, лишь потому что может возникнуть вражда между нашими родами. Ты заслужила это за своё стукачество, за подлость, за то что влезла туда куда не следует…
— Ты жесток…, — лишь обронила она.
— Рад что наконец увидела меня настоящего, — зло улыбнулся я глядя ей в глаза. — А ты подлая.
— Ты жесток, — повторила она. — Я ведь всего ли девушка. А вы… если вам суждено — будете вместе…
Нашёлся перст судьбы. Я быстро зашагал прочь от Лизы, думая о том что и правда жесток. Я понял это уже в пятницу утром, что перестарался. Я видел по её лицу, которое становилось всё более несчастным, страдальческим с каждым днём с каждым часом. Я видел эти гадкие смешки в её адрес, как люди обходили её стороной, как отворачивались вчерашние знакомые. Но кто в этом виноват в первую очередь? Я — давший реакцию, ответивший на удар слишком сильно или она, которая меня спровоцировала на столь жестокие действия.
Я понял лишь одно. Я действовал с ней как с настоящим врагом. И это было лишнее. Я знал что с врагом надо быть жестоким и беспощадным. Иначе никак, ведь и настоящий враг будет проявлять к тебе подобную же жестокость и беспощадность, если не больше. И да к врагу надо быть не только беспощадным и жестоким, но и подлым, лживым. Ведь что есть подлость и лживость в купе с другими негативными качествами, если твоя главная цель уничтожить врага на корню, его род или клан...
Глава 44. Честь и гены
— «…таким образом стороны пришли к примирению и теперь все эти подлые слухи о связях… Елизаветы Белолисиной оказались просто слухами», — закончила читать бабушка статью в газете под названием «Студенческие дрязги и честь».
Мама покачала головой и сказала:
— Миша ты дурак?
— Почему дурак сразу, — обиделся я. — Там же всё ясно, я отомстил за подлую склоку.
— За что именно не сказано, — заметила бабушка.
Так я тебе бабушка и сказал.
— Эт не важно, главное что склока была подлой. Мы принесли друг другу извинения и на этом всё закончилось.
В кухню-столовую вошёл дед.
— Что у вас происходит. Опять Мишка что-то натворил…
— Оклеветал одну сплетницу, — сказал бабушка. — Правильно сделал.
— Мама что ты такое говоришь, — возмутилась моя мама. — Он мог сломать этой дурочке жизнь, такими злыми наветами…
— Не будет делать подлости, — сказала бабушка и спросила деда: — Тебе борщ накладывать?
— Да, — сказал дед, отрезая горбушку свежего, чёрного хлеба — любимая его часть.
— Дед, — сказал я. — Научи меня заряжать патроны и оружие магией.
Дед положил большую ложку сметаны в дымящийся борщ и сказал:
— Поем… тогда займёмся.
— Это сколько по времени?
— Миша! — окрикнула бабушка. — Дай поесть деду.
— Действительно, — поддержала её мама. — Видишь человек ест. Освободится тогда и спросишь…
— Через пол часа, — сказал дед. — Ещё чай попью, не спеша… иди в мастерскую, с оружием. Печь пока чуть подтопи.
— Понятно, — сказал и покинул кухню.
Через пятнадцать минут я уложил в мешок патроны, нож и короткий меч, купленный мною пару дней назад, и поспешил в мастерскую. То что были умельцы, которые могли менять структуру металла, делая его невероятно гибким и острым — это одно. Но вот именно дать возможность оружию атаковать огненной магией это немного другое. И я наделся, что дед научит меня хотя бы последнему.
Закинув в печь-буржуйку пару поленьев и кусочек угля, я сел в кресло и стал ждать деда. Вскоре он появился в старой затасканной дублёнке. Зайдя он сразу предъявил претензии: