Из старых записных книжек (1924-1947)
Шрифт:
* * *
По дворам ходит чернобородый мужик с черным клеенчатым чемоданчиком. Отрывистым голосом кричит:
– Вылегчаю котов! Кота подрезать кому не надо ли? Кастрация котиков!
* * *
Он шел высокий, сутулый. Седую бороду его трепал ветер, очки закрывали его глаза, а сыновья - Шурка, моряк и комсомолец, и младший Колька, только что выпущенный из тюрьмы, оставили его, отреклись от него.
Брючник. Торгует вразнос брюками на Александровском рынке.
* * *
– Ты
* * *
В мясной лавке. Пожилая дама в трауре обращается к девушке в платочке и с двумя провизионными сумками в руках:
– Будьте любезны, понюхайте этот кусок мяса. Я не могу различать запахи - стара.
Девушка услужливо нагибается, но в эту минуту ее обрывает, набрасывается на нее накрашенная и расфуфыренная барыня:
– Даша! Не смейте! Это еще что!
И обращаясь к старухе в трауре:
– Что еще за новости! Нюхайте сами. Прошло ваше времечко - не при старом режиме чужих прислуг нюхать заставлять!..
* * *
Инженер карманной тяги.
* * *
Мать кричит из окна сыну:
– Лёвик, не бегай так!
– Почему?
– Скоро захочешь кушать.
* * *
– Ребята! Аэропуп летит!
* * *
– Бородка а ля Анри Катарр.
* * *
Когда мы в 1919 году приехали из Ярославской губернии в Мензелинск, первым делом отправились в коммунальную столовую. Там нам навалили полные миски гречневой каши. Ели, ели и не могли доесть. Изголодавшись за полтора года, мы уже хорошо знали цену такой вещи, как гречневая каша. Не доели надо взять с собой. Но - как, в чем? Елена Ивановна, бывшая наша бонна, снимает с пятилетней Ляли панталончики, завязывает каждую штанину узелком и - кашу туда.
* * *
На лекциях студенты-медики заигрывают с курсистками. Перебрасываются шейными позвонками и скуловыми косточками.
* * *
Его усыпанное прыщами лицо напоминало те лица, которые изображают на журнальных объявлениях и на аптекарских плакатах с надписью: "До употребления".
* * *
Купил на толкучке "Полный словарь-толкователь иностранных слов" и учит их одно за другим.
Выражается так:
– Читал одну книжку. Ничего не понял. Какая-то невралгистика, мораль.
– Он был не в своем интеллекте.
* * *
Фамилия: Вселенный. Жена его - Аделаида Матвеевна Вселенная.
* * *
– Какие у тебя узкоколейные взгляды!..
* * *
Генеральша Соколова с февральской революции и до самой смерти не мыла рук. Объясняла знакомым:
– Вспомните, милая, Великую французскую революцию. Тогда аристократов узнавали по рукам. Белоручек отправляли на гильотину. Я не хочу, ма шер, на гильотину!..
* * *
– Как называется столица Соединенных
– спросили барышню.
Пожала плечами:
– Голливуд?
* * *
Он не закричал только потому, что был нем, как сорок тысяч кинематографов.
* * *
В дни юности нашей мамы за ней ухаживал некий юноша, сын крупного сенновского мясоторговца, Вася П. В письме к маме он написал:
"Ваше милое бытие не дает мне покоя".
* * *
Крепкое имя:
Варвара Романовна.
* * *
Рабфаковец, читая вслух Тургенева, всюду, где нужно было прочесть: "г.Кирсанов", произносил:
– Гражданин Кирсанов.
* * *
На рабфаке. Преподаватель говорит о Толстом:
– По Толстому бог в каждом из нас. Вот в этом товарище бог, и в этом товарище бог, и во мне бог.
* * *
Какими путями приходит в наше сердце радость? Неясны, загадочны эти пути.
В сумерках сидел у открытого окна, пробовал читать. Непонятная, глухая тоска душила меня.
Вдруг на улице бабий звонкий голос крикнул:
– Иван Ягорыч!
И стало вдруг радостно, легко, весело и светло на душе.
* * *
Дети прозвали большой граненый стакан: двухспальный стакан.
* * *
Детство запомнилось ему лишь одной-единственной фразой из давно забытой книжки:
"Эге, малыш, да ты на лыжах?!"
* * *
– Лицо, у него бэж-цвет.
* * *
Рыночная поговорка:
– Цена не стена, ее подвинуть можно. Нынче и стены двигают.
* * *
Прелестная испанская поговорка:
– Кое-кто может сказать о себе - я был храбр, но никто - я храбр.
* * *
Колька Маргарита в разговоре с барышнями - на каждом шагу:
– Разговор исчерёпан.
* * *
У отца был товарищ - офицер, который признался ему, что носит всегда два кошелька: один, с деньгами, для себя и другой, пустой, для друзей, которые могут попросить в долг. Отец перестал здороваться с этим Ш.
* * *
Одесса.
В Дитячому мiстечку (детском городке) имени III Интернационала. Иду по Тополевой улице. Слышу за забором:
– Хлопци! Хлопци! Письменник иде!
* * *
– Дядя, правда, что у вас в Ленинграде только два раза в пятидневку бывает солнце?
* * *
Вечером девочки в обнимку гуляют по аллее.
* * *
– Ша! Зашейте рты!
* * *
И здесь идет дождь. И здесь ребята прыгают и кричат:
Дождик, дождик, перестань...
Это заклинание путешествует по всей России. Но в каждом новом месте ребята заканчивают его по-своему. В раннем детстве, где-нибудь в Петергофе или в Островках, мы кричали:
Дождик, дождик, перестань,