Из старых записных книжек (1924-1947)
Шрифт:
УЛИЦА БЕЗВОЗВРАТА
* * *
Разговоры, подслушанные в петергофских музеях.
В Коттедже:
– Ой, как все-таки в мирное время хорошо цари жили!
В Монплезире, в жилых комнатах Петра:
– Боже ж ти мiй. Яким злиднем жил!
– Он парень был деловой. У него разврата не полагалось.
* * *
Объявление в "Вечорке":
"Молодой инженер с мамой ищет комнату".
* * *
Петергофская гостиница "Интернационал". Старый официант Власыч:
–
* * *
Коринфская ваза.
Экскурсия школьников в Эрмитаже. Мальчик. Смеялся, балагурил, толкал товарищей. И вдруг задел плечом, уронил и разбил античную вазу.
Побледнел, стал заикаться.
– Я склею. Я заплачу...
Ему говорят, что ваза стоит 12000 золотом.
– Золотом я не могу. Вы на наши деньги скажите сколько.
* * *
В трамвае.
Старуха:
– Куда прешь, комиссар? Тебе не в транвае, тебе бы на автомобиле надо ездить!
Военный (вежливо улыбаясь):
– А вам, гражданочка, вы знаете, на помеле бы ездить.
* * *
Марию-Антуанетту обвиняли в авторстве издевательской фразы:
– Если у народа нет хлеба, пусть ест пирожное.
Но автор этой фразы - сам народ. В Новгородской деревне говорит:
– Хлеба не станет - будем пряники есть.
И еще:
– Что нам хлеб - были бы пироги.
* * *
"Человек, стоящий на цыпочках, не может долго стоять".
Лао-Тсе
* * *
Старый еврей:
– Ты знаешь, как сказано в Талмуде?{285} В Талмуде сказано так: если слово стоит полтинник, то молчание стоит минимум два пятьдесят.
* * *
Хорошая, достойная поговорка:
– Вино ремеслу не товарищ.
* * *
Неискушенный рабочий паренек пришел на занятия литературного кружка. Там читали стихи:
Он загорячился.
Кто?
Заер или Нугер?
Ан нет.
Кто?
Кто! То-то.
Хар!
Хар или Ха?
Че...
Вы хотите сказать: пу
и прибавить хес?
Чехес!
Чепухес!
Стихам аплодировали. Паренек покраснел и захлопал тоже.
* * *
"Падает камень на кувшин - горе кувшину, падает кувшин на камень - горе кувшину, - так или иначе - все горе кувшину".
Талмуд
* * *
"Когда пастух сердится на свое стадо, он дает ему в предводители слепого барана".
Там же
* * *
Женщина говорит в нос:
– Набрасно. Совершенно набрасно.
* * *
Кладбище.
Красная пирамидка. Дощечка:
"Последний приют дорогому сыну!
Е.С.Кузьмичев".
А внизу, маленький, приколотый канцелярскими кнопками крестик, сделанный из лучины. Мать сделала? Бабушка?
* * *
Режиссер X. снимал под Белоостровом очень ответственную "натуру". После съемок, отпустив актеров, возвращался вместе с оператором на станцию. На мосту их задержал часовой, пограничник. Отвел на заставу. Дежурному показались подозрительными молодые люди в заграничных костюмах, да еще с аппаратом за спиной. Он их задержал. Они клялись и божились, что не снимали никаких "объектов", что очень спешат в Ленинград, чтобы проявить отснятые кадры. Им объявили, что "нужно выяснить". Аппарат отобрали, задержанных посадили в Красный уголок.
Через двадцать минут является дежурный.
– Извиняюсь. Можете идти. Все в порядке.
– А как вы, простите, узнали, что все в порядке?
– А мы - как полагается - досмотр сделали.
– Какой досмотр?
– А пленку вашу проверили. Действительно - чистенькая, не придерешься. Мы даже на свет смотрели.
* * *
"Привычка находить во всем только смешную сторону есть самый верный признак мелкой души, ибо смешное лежит всегда на поверхности".
Аристотель
* * *
Т.Г.Габбе предстояла очень сложная операция. Ее положили на операционный стол. Приготовились хлороформировать. В эту минуту она, по ее словам, прощалась с жизнью.
Хлороформировал ее молодой врач, красивый блондин с усиками. В последнюю минуту он нагибается и томным, светским голосом спрашивает:
– Вы танцуете?
Словно приглашает на вальс или румбу.
Потом выяснилось, что вопрос не был праздным. У танцующих лучше развиты брюшные мышцы.
* * *
– Сказал бы словечко, да волк недалечко.
– Какой волк?
– Это понимать надо.
* * *
Домработница Лиза, когда приехала из деревни, к телефону и подступиться не умела. А недели через две-три слышу, ведет такой разговор:
– Алё! Нюрка, это вы? Здравствуй.
* * *
"...Носилки (кардинала Ришелье) были так велики, что пришлось не раз расширять для них дорогу, ломать стены в городах и деревнях, где они не могли пройти. Вот таким образом, по словам тогдашних летописцев, приведенных в неподдельный восторг всей этой роскошью, передвигался кардинал, проходя точно завоеватель сквозь пробитую брешь крепости.
Мы весьма старательно, но, увы, тщетно, искали выражений того же восторга в манускриптах, оставленных владельцами и жильцами пострадавших домов".
Альфред де Виньи{287}. "Сен-Мар".
* * *
– Я сегодня в городе была, кино смотрела.
– Какую картину?
– "Под крышами в Париже".
– Ничего?
– Мне не пондравилось. Чересчур вульгарно.
* * *
Играли в карты.
– Не смеши, - говорит.
– Мне больно смеяться.
А через два часа - операция. Гнойный аппендицит.