Из тупика. Том 1
Шрифт:
– В писарскую тебя… Чтобы – пулей!
В писарскую добром не вызывают, и Павлухин мысленно перебрал в памяти: все ли было в порядке за последнее время? Кажется, все. Он направился в нос крейсера, конечно же бегом, как и положено матросу, ибо ходить не имеешь права. Хоть гуляешь, хоть в гальюн тебе надо – все равно, матрос, сверкай пятками.
В большой светлой каюте над верхним деком стучал «Ремингтон». Старший писарь, не оборачиваясь, тыкал пальцами в клавиши.
– Явился? Ну, с тебя бутылку.
– За
– С унтером тебя. Сейчас, вот видишь, печатаю на подпись командиру… Неужто не поставишь?
– Поставлю.
– Дуй в буфет.
– Дую…
Павлухин покрутился возле иллюминаторов буфетной:
– Эй, Васька! Бутылку свистни, потом расквитаемся…
Аскольдовский «базиль» был малый опытный: с того и жил, что воровал. Огляделся – нет ли кого вокруг, и скоро за пазухой Павлухина лежала бутылка. Вернулся гальванер с нею в писарскую, сказал весело:
– Давай штопор.
– Штопор тебе еще! – И писарь вышиб пробку ладонью. – Задрай двери на резину… Драболызнем, гори оно все к черту!
Драболызнули, и Павлухин вышел уже унтер-офицером.
Глянул под полубаком на часы: было время курнуть.
Самокин сказал ему:
– Стало неспокойно. Будем отныне встречаться через день. Если что – я сам найду тебя… Кстати, сегодня я шифровал телеграмму «Ваньки с барышней». О наших делишках.
– И что там за делишки у нас?
– Да неважные. Шкура – Ряполов…
– Штрадалец-то? Он мне с первого раза не приглянулся. На кой ляд, спрашивается, итальянцам сажать нашего брата, русского? Конечно, дело тут грязное… Стащил что-нибудь, а выдает себя за «штрадальца».
– Что с Левкой-то? – поинтересовался Самокин.
– Да куда-то провалился. Раньше все жрать ходил. Видать, в легионе его только марши играют. А жрать на сторону бегают.
– Придет, – сказал Самокин, озираясь. – Вон Труха сюда сыпет. Гаси и – отваливай. Я с этим ананасником один на один побеседую…
– А тебя с контрами? – спросил боцман Труш, намекнув на получение «контриков».
– Так точно. Унтер-офицер первой.
– Махнул, брат! Ну, с поздравкой тебя, Павлухин, – сказал Власий Труш, искренне пожимая руку бравого гальванера. – В нашем полку, как говорится, прибыло… Ну-ка, дыхни!
Труш понюхал – чем пахнет изо рта Павлухина.
– Все правильно, – сделал вывод. – Надо еще не так выпить. А так, чтобы тебя четыре человека посередке улицы тащили… В люди человек вышел! Надо, чтоб на всю жисть память осталась! А умирать будешь – приятно вспомнить…
Виндинг-Гарин появился через несколько дней. Болтался по крейсеру до вечера. Он был симпатичный парень – легко находил общий язык с матросами и даже с офицерами. Лейтенант Корнилов видел в нем что-то байроновское.
Вечером, когда офицеры ужинали в кают-компании, Левка появился в коридоре салона. Тихими шагами подкрался к дверям командирского помещения… Достал из-за пазухи конверт, который ему надо было просунуть под самую дверь Иванова-6. Но солдат Иностранного легиона не учел одного обстоятельства. Корабль – это тебе не изба, где взял да и протиснул письмишко под двери. Нет. Двери на крейсере водонепроницаемы, и высокий, подбитый резиной комингс в салоне мешал Левкиному замыслу: этот комингс плотно закрывал все щели.
В раздумье Левка обернулся и… чуть не вскрикнул.
В другом конце коридора, под яркой дощечкой с надписью: «Стой – не входи», высился жилистый кондуктор с острыми старомодными усами и пронзительно наблюдал за Левкой.
– А командира – что, разве нету? – спросил Левка.
Кондуктор – ни звука в ответ. Только смотрел. Но, чтобы выйти отсюда, никак не миновать этого господина в полуофицерском мундире. Еще даст разб по башке… Черт его знает, что он там про себя думает? Может, за вора принял?
Было боязно, но делать нечего. Левка как-то сразу сгорбился, медленно ступая по коврам. А на повороте вскрикнул: «Ой!» Это кондуктор взял его за ворот в жуткой хватке, довел до выхода и ударом под зад выкинул на палубу…
– Где же Левка? – говорили матросы несколько дней спустя. – Чего-то Левки давно не видно?..
Получив пинкаря с крейсера, Виндинг-Гарин понял, что он разоблачен, и отправил свое письмо по почте. Иванов-6 получил его на пятый день после обыска двух командных палуб – носового плутонга и кочегарной.
Федерсона задержал у тамбура люка доктор Анапов:
– Гарольд Карлович, куда вы несете водомерную трубку?
– Каперанг просил занести.
– Вот заодно он просил у меня шпадель… Прихватите!
В одной руке – трубка из толстого стекла, в другой – хирургический шпадель. С таким снаряжением старший лейтенант Федерсон заявился в салон командира. Иванов-6 стоял возле стола, зажав, в загорелых руках глотку своего любимого удава.
– Принесли? – спросил он. – Весьма благодарен…
На развернутой газете лежали горками мелко крошенное сырое мясо, лук, фрукты. Иванов-6 попросил механика, чтобы он натискал эту смесь в водомерную трубку – поплотнее.
– Я вызвал вас вот по какому поводу. Сегодня мне доставили по почте письмо от одного русского подданного, живущего во Франции… От некоего Льва Виндинга-Гарина.
Шпаделем каперанг начинает раздвигать челюсти удава, и пасть рептилии отвратительна, словно клоака. Взяв трубку с едой, каперанг осторожно вводит ее по глотке удава прямо в желудок. При этом он спокойно продолжает беседу.