Из Устюжского уезда
Шрифт:
— А еще говорятъ: откупщики понастроили кабаковъ, такъ въ тхъ кабакахъ столько денегъ пропито! а вино-то было дурное, отъ того вина и народъ такъ вымиралъ.
— А про грознаго царя Ивана не слыхалъ ты? спросилъ я старика.
— Про грознаго царя не слыхалъ, нтъ! отвчалъ старикъ, а про Пугачева слышалъ.
— Что же ты про него слышалъ?
— Сильный былъ воитель; только онъ здсь не былъ, не заходилъ сюда.
— Однако мн пора опять за работу, сказалъ пахарь: дай Богъ вамъ путь!
— Спасибо! отвчалъ мужикъ: доори, а мы пойдемъ своей дорогой.
Въ Невицахъ и попросился переночевать въ первой попавшейся мн
— Что, родимый, чай странному человку и пость можно? чай проголодался?
— Да, матушка, дай чего нибудь пость!
— Ныньче я картоши (картофель) [20] варила; погоди, я теб въ чашечку налью.
Посл картошей, хозяйка мн дала морошки съ молокомъ. Это кушанье приготовляется такъ: кладутъ морошку въ горшокъ, ставятъ въ печь и когда ягоды довольно упрютъ, протираютъ ихъ чрезъ ршето; морса этого оставляютъ и на зиму ведра по три и по четыре.
20
Картофель еще называютъ земляными яблоками. Авт.
— Сколько жъ теб, хозяюшка денегъ надо? спросилъ я хозяйку, вставая изъ за ужина.
— А за что не деньги, родной?
— Какъ за что? за ужинъ?
— И родимый! Богъ съ тобой картоши свои, молочко свое; ягодъ Богъ пока много народилъ; за что-же брать-то? И то сказать: какъ же я возьму деньги съ страннаго человка?
— Да у меня деньги есть…
— И не говори этого! а коли у тебя есть, такъ поставь Богу свчку, вотъ и все! — А куда Богъ несетъ? круто поворотила баба, чтобъ покончить непріятный для нея разговоръ.
Поутру опять хозяйка меня накормила и опять не взяла никакой платы.
— Какъ мн пройти въ Нефедьево? спросилъ я хозяйку, сказавъ ей спасибо за завтракъ.
— А вотъ ты спроси у моего мальца! отвчала она: онъ у насъ знаетъ, а я теб не скажу.
— Онъ же почемъ знаетъ?
— Онъ ходилъ со слпенькимъ, такъ вс мста знаетъ; слпой-такой богатый; и добро-бы хорошо стихи плъ, а то Дазаря, да Егорья, вотъ и все; а много собираетъ! Моему парнишк отъ Николы вешняго до десяти дней посл Петрова дня цлковый по уговору заплатилъ; одному слпому ходить нельзя, такъ слпой поводыря нанимаетъ.
23-го августа, Нефедьево.
— Сколько верстъ отсюда до Вышняго Волочка? спросилъ я, выйдя изъ Невицъ.
— Извстно дло! отвчалъ мн мужикъ, котораго я спрашивалъ: малый ребенокъ теб скажетъ: до Волочка это восемьдесятъ верстъ будетъ; это врно!
— Какъ же мн около самой Устюжны говорили, что до Вышняго Волочка считается отъ Устюжны это восемьдесятъ верстъ?
— Это все равно, что отъ Устюжны, что отъ насъ, отъ Невицъ, — все тже сто восемьдесятъ верстъ!
— Да вдь изъ Устюжны въ Волочокъ надо идти на Нефедьево?
— На Нефедьево!
— Какъ не такъ, и отъ Устюжны и отъ Невицъ все сто восемьдесятъ верстъ? Вдь до Невицъ надо пройти…
— Пройдешь еще верстъ сорокъ, перебилъ женя мужикъ, такъ теб меньше пойдетъ.
— Какъ? а то будетъ все сто восемьдесятъ?
— Вс будетъ сто восемьдесятъ.
— Это что-то хитро!
— А правду теб сказать: кто здсь мрялъ дорогу? Никто! Мрила баба клюкой, да и махнула рукой: быть тутъ сто верстъ!.. Вотъ я тутъ тоже.
Кто
— Скажи, пожалуйста, спросилъ я, пошапковавшись, лежащаго у дороги пастуха, сколько верстъ до Волочка? Мн отъ самой Устюжны говорятъ: сто восемьдесятъ верстъ; скоро-ли будетъ меньше?
— Да ты кого спрашивалъ?
— Кто попадется, того и спрашивалъ.
— Да кого: русскаго или корелу?
— И русскихъ, и корелу.
— Нтъ, русскихъ ты не спрашивалъ; врно, одну корелу; корела — та не знаетъ; корела сидитъ дома; корела землю оретъ, вотъ и все! а нашъ братъ русскій всегда кругомъ ходитъ; стадо знаетъ; и въ Питеръ ходитъ, и въ Боровичи, и въ Волочокъ, на барки, значитъ.
— Сколько же верстъ до Волочка?
— Самъ я не ходилъ на Волочокъ, а люди говорятъ, что до Устюжны, что до Волочка, что до Боровичей — сто восемьдесятъ верстъ; все равно т же сто восемьдесятъ верстъ.
— Ну, а отсюда?
— И отсюда, говорятъ, что до Волочка, что до Боровичей все-таки сто восемьдесятъ верстъ.
— И ты, какъ корела, дома сидишь?
— Нтъ, прошлый годъ ходилъ къ большому Соловецкому… маленькій-то у насъ и дома есть, — приходъ у насъ Соловецкій… Такъ ходилъ я къ большому Соловецкому на море; братъ былъ боленъ, Богу обтъ далъ, сходить къ большому Соловецкому; обтъ-то далъ, да и померъ, не сходивши къ чудотворцамъ; пришла весна, я и говорю старикамъ: «Ищите себ на это лто другато пастуха, а я дойду Богу молиться». Ну, и сходилъ за брата на море къ большому Соловецкому.
— А то ты всегда въ пастухахъ?
— Всегда въ Сушигорицахъ пастухомъ живу, у царяднова [21] ночую и ужинаю; обдать не обдаю: возьмешь съ собою хлбца, соли, да тмъ и пробавляешься, еще хорошо, коли вода близко, а то просто намучаешься!..
— Работа пастуху, кажется, небольшая?
— Какъ, братецъ ты мой, работа небольшая, дождь, сивера, а ты все въ пол, да въ пол!.. А то еще волки одолваютъ: вотъ третьяго дни трехъ коровъ зарзали; погналъ я стадо домой, а три коровы за кусты зашли; мн и не въ примту; такъ он остались, такъ и пропали.
21
Очереднаго. Авт.
— Кто же за нихъ отвчать будетъ?
— А кому отвчать? никто не отвчаетъ!
Коровы очень разбрелись, пастухъ схватилъ берестовую трубу, аршина въ два длиною, затрубилъ въ нее и коровы опять стали собираться къ кучу, не смотря на то, что отъ музыки моего новаго пріятеля скоре можно было разбжаться: арія, которую онъ разыгрывалъ на своемъ инструмент, была немногимъ хуже при дозжачихъ, когда т скликаютъ изъ лсу или изъ острова собакъ.
— Отчего ты только трубишь? спросилъ я, ты бы лучше какую нибудь псню игралъ.