Из варяг в хазары
Шрифт:
Стражники, переругиваясь с кем-то за воротами, створки, однако, не открывали, — видно, ожидали старшего смены. Наконец тот появился, невыспавшийся, недовольный, бросил злобно:
— Кого еще там принесло?
— Золотари, господин.
— Золотари? — Старший выглянул за ворота. Волы, повозка, пропитавшаяся стойким запахом дерьма, золотари с лопатами — один узколицый, противный, второй — с постной рожей, третий совсем еще пацан. Однако бойкий.
— Открывай, дядя! — угадав в высунувшемся за ворота толстяке начальника стражи, громко крикнул пацан. — Не то уедем, будете тут до лета дерьмо нюхать.
— А чего ночью? — раздраженно осведомился начальник.
— Днем к самому
— Эй, стойте, стойте… — испугался начальник стражи. Уедут — с него весь спрос, отвечай потом перед каган-беком. А у того нрав крутой — запросто вместо золотарей работать заставит, не посмотрит ни на выслугу, ни на чин.
Заскрипев, распахнулись ворота, и повозка золотарей неспешно въехала на задний двор каган-бека Завулона.
— Ну, где тут у вас выгребная яма? Эта, что ли? Что-то больно уж велика.
— Нет, нет, не эта. Там, дальше. Месдей, покажи…
Остановившись около уборной, золотари слезли с телеги.
— Ну, начнем потихоньку, — усмехнулся узколицый Ирландец. — А как успокоятся все — главным делом займемся. Видали, где яма?
Через некоторое время стражники разошлись по своим местам, погасли почти все факелы, лишь один горел у самых ворот, в руках Месдея, того самого стражника, которому было поручено сторожить посаженных в яму. Теперь-то те попритихли. Видно, замерзли либо спать улеглись.
— Пора, — взглянув на маячившего у самых ворот стража, сказал Ирландец. — Интересно, глубока ли яма?
— Очень глубока, Конхобар, — раздался из темноты знакомый голос. — Ты даже не можешь себе представить — как.
— Ярл? — Не в силах поверить, резко обернулся Ирландец.
— Он самый. И не один.
— Тогда давайте в телегу — и поскорее покинем это проклятое место! — шепнул Никифор.
Хельги с Иматом тут же забрались в повозку. Никифор натянул вожжи…
— Подожди-ка, — остановил его предусмотрительный Конхобар. — Давайте-ка вначале набросаем туда дерьмеца! Что уставились? Хватайте лопаты, и за работу.
— Ну, это будет вам дорого стоить, — лениво поднял лопату Войша.
— Ярл заплатит тебе два дирхема, — обнадежил его Ирландец.
— Кто это тут швыряется моими дирхемами? — буркнул Хельги-ярл со дна повозки и поспешно зажал нос рукой. Дерьмо — оно везде дерьмо.
За ворота выехали без помех и, завернув за угол, остановились у старых платанов.
— Ну вот, похоже, и всё, — отряхивая налипшее дерьмо, промолвил приказчик.
— Да нет, Имат, не всё, — покачал головой ярл. — Ты что же, не собираешься вызволять Халису?
Глава 18
НАБЕГ
Сражаться, драться и жениться
На двух, на трех, на четырех —
Всю жизнь и воин и возница,
А не лентяй и пустобрех.
— Нет, мы пойдем и спасем ее! — азартно заявил ярл, пристукнув ладонью по столу. — Пока, правда, не знаю, как это сделать. Но буду думать.
— Не сомневаюсь, что придумаешь. — Конхобар Ирландец прищурил правый глаз. — Только мы потеряем время… А ведь надо еще разыскать Снорри и эту… как ее?
— Ладиславу.
— Да, Ладиславу. Она должна знать… — Последнюю часть фразы Ирландец произнес очень тихо, себе под нос, но Хельги всё же услышал. Однако не стал допытываться, что именно Ладислава должна знать. Догадывался. Наверняка Ирландец считает, что девушка что-то знает о тайных делах людей Лейва Копытной Лужи.
Может быть, ей рассказывал об этом Найден? Жаль, пришлось оставить парня в Белоозере. И кто знает, жив ли он еще? Что же касается пропавшего Снорри, то бросать друзей в беде вообще было не в характере викингов, тем более не собирался этого делать Хельги. А вот Халиса… Для ярла и здесь всё было достаточно ясно, хоть он и не испытывал в отношении прекрасной хазарки никаких особых иллюзий, как, к примеру, Имат. Знал одно: Халиса оказалась в опасности во многом и по его вине. А значит, она не должна пострадать, и здесь Хельги сильно надеялся на Имата. Похоже, приказчик мог сделать для Халисы всё. Вот сама красавица вряд ли питала к приказчику какие-то симпатии скорее, просто использовала его, как попыталась бы использовать и Хельги. Попыталась бы, но не успела. Интересно, а что всё-таки ей было нужно от ярла, помимо того, что обычно желают все, без исключения, женщины? Может быть, она хотела со временем избавиться от Самиды? Или от самого каган-бека? Хотя зачем ей это? Ну, да что гадать, сейчас ее не спросишь. Только потом. И вряд ли она скажет правду.
Все они — Хельги, Никифор и Ирландец — пережидали погоню под самым носом у каган-бека — в бане ребе Исаака. Войша и Черный Мехмет, щедро умастив гостей благовониями, чтобы отбить стойкий запах дерьма, проводили их в парную, в бассейны, даже не предложили отдельного кабинета с бочкой. И совершенно правильно сделали — народу в бане хватало, и заглянувшие сюда с целью проверки воины каган-бека проверили лишь отдельные помещения, в парную не совались — уж слишком жарко было там, да и не приходило им в головы, что беглецы, вместо того чтобы драпать без оглядки куда-нибудь в печенежские степи, будут спокойно нежиться в бане.
Впрочем, никто и не нежился — думали. Спорили полушепотом, всё никак не могли решить, каким образом вызволить заточенную в башне Халису. Больше всего предложений высказал, конечно же, Хельги. Ирландцу и Никифору было, по большому счету, плевать на хазарку, они просто помогали своему ярлу, не считая возможным бросить его в трудную минуту.
А по всему городу и дальше, по степям и урочищам, растекалась облава, охватывая оба берега Итиля. Искали варяга и приказчика — объявили за их головы награду, перетряхнули весь дом Вертела, оставили там засаду, разнесли постоялый двор старого Хакима, прошерстили народ на пристани — тщетно. Тогда конные сотни каган-бека ринулись в степи.
Вот за ними-то и наблюдал с высоты могучего прибрежного утеса печенежский князь Хуслай. Князь был без шлема, светлые волосы его и гриву коня трепал холодный ветер — Хуслай не обращал на это внимания, зеленые глаза его сузились, губы кривились в ухмылке. Была у Хуслая мечта — разорить и сжечь дворец самого кагана… ну, или хотя бы каган-бека… на худой конец — какого-нибудь знатного тархана. В данном случае всё это не играло особой роли, главным было другое — показать этим надменным хазарам, что все их укрепления, войско и даже магическая сила кагана — ничто по сравнению с молодецкой печенежской удалью и напором. Конечно, Хуслай хорошо понимал, что любой набег — а уж тем более на хазарскую столицу — предприятие более чем рискованное, однако куражу ни ему, ни его воинам было не занимать. А почему бы нет? Надо только выбрать удобный момент, когда хазары будут чем-то обеспокоены, и тогда… Похоже, именно сегодня такой момент и наступит. Хуслай с удовлетворением посмотрел на большой отряд, проскакавший к урочищу. Впереди на белом коне несся кряжистый воин в золоченом шлеме с перьями цапли. Сам каган-бек? А что, очень может быть. Вон как развевается за его плечами алый шелковый плащ, как сверкают в лучах зимнего солнца бронзовые бляшки на панцире!