Из воспоминаний
Шрифт:
– Но я не говорил ничего особенного. Я просто сказал, что у меня пока нет финансовых проблем.
В том же году ко мне домой приходил для получения интервью итальянский журналист Пьеро Остеллино. Мои ответы он изложил в газете «Коррьера дела сера» довольно точно. Но от себя добавил, что Рой Медведев живет очень бедно в убогом доме без лифта на окраине Москвы. Он работает в крошечном кабинете, похожем на конуру, где на пыльных полках в беспорядке разбросаны книги и бумаги. На маленьком письменном столе стоит старая пишущая машинка. В этой же двухкомнатной квартире живут еще жена и сын Роя и старый облезлый кот. «Но эта бедность, – пояснял Остеллино, – обычная участь всех диссидентов в России еще с конца XIХ века».
Между тем я живу с женой и сыном в сравнительно большой трехкомнатной квартире, а окраины Москвы – это совсем не то, что окраины многих западных городов. У меня большой кабинет и, как я думаю, образцовый порядок в хранении книг и бумаг. Я работаю за очень большим письменным столом и имею три хорошие пишущие машинки. И у нас дома нет старого облезлого кота.
Вообще я высокого мнения об иностранных журналистах в Москве. Но некоторые из них бывают весьма рассеянными. Один из журналистов перед своим отъездом на родину попросил меня откровенно ответить на несколько деликатных вопросов. Он обещал, что включит в свою публикацию только те ответы, которые запишет черными чернилами, и не будет публиковать ответы, записанные красными чернилами. Но у себя дома он все перепутал и опубликовал в основном лишь то, что было записано у него красными чернилами, причем не очень точно. У меня после этого было немало неприятностей, а один из диссидентов напечатал по этому поводу через журнал «Континент» весьма оскорбительное «Открытое письмо Рою Медведеву». Поэтому я заранее прошу своих друзей не верить сразу же во все то, что они прочтут или услышат обо мне по радио.
Кого я представляю в этой стране?
Этот вопрос, то в более вежливой, то в грубой форме задают нередко как иностранные посетители, так и советские диссиденты. «Кто вы, братья Медведевы?» – восклицал еще в 1973 году писатель В. Максимов. «Позволительно спросить, кого представляет д-р Медведев?» – писал недавно в своем «Открытом письме» профессор Н. Мейман.
А. Д. Сахаров отмечал в 1968 году, что его взгляды «формировались в среде научной и научно-технической интеллигенции, которая проявляет озабоченность в вопросах внутренней и внешней политики и в вопросах будущего человечества». [88]
Теперь, через десять лет, Сахаров далеко отошел от этой среды и ее взглядов. Если верить профессору Мейману и Леониду Плющу, то Сахаров «своей жизнью и деятельностью отражает сегодня сознательное и бессознательное недовольство народа режимом». [89] Я глубоко сочувствую Сахарову в его борьбе за права человека, но не могу похвалиться, что хорошо знаю мысли и устремления всего народа. Весьма сомнительно, однако, что эти мысли и устремления знает эмигрант Д. Панин, в прошлом друг, а ныне яростный противник Солженицына, выведенный в романе «В круге первом» под именем Сологдина. Панин-Сологдин утверждает в ряде статей и книг, что ни Сахаров, ни Солженицын, ни тем более «кабинетный ученый Рой Медведев, который провел жизнь, копаясь в книгах, изданных в СССР», не знает жизни простого народа. Этот народ, по утверждению Панина, ведет с «коммунистическим режимом» не только «скрытую экономическую борьбу», но и «глухую борьбу всеми доступными и весьма эффективными средствами». Простой народ готов к революции и жаждет ее, но у него нет «настоящих лидеров», ибо Сахаров, Медведев и Солженицын сообща выступают против новой революции. В порыве негодования Панин-Сологдин называет Солженицына «третьим братом из семьи Медведевых». [90]
Автор одной из анонимных статей Самиздата, определяя по-своему различные политические течения в нашей стране, отмечает большие потенциальные возможности «неомарксизма», наиболее известным представителем которого он считает Роя Медведева. «Не следует игнорировать, – говорится в этой статье, – значительной привлекательности неомарксизма для сотен тысяч партийных активистов и функционеров, для десятков тысяч преподавателей марксизма и общественных наук и для пропагандистов, которые не могут не замечать всех тех безобразий, которые имеются в нашей действительности, но которые не могут или не хотят порывать при этом с идеологией марксизма-ленинизма».
Ново-славянофил Александр Удодов считает, однако, все эти рассуждения совершенно неосновательными. В интервью новому религиозному журналу «Русское возрождение», редакция которого находится в Париже, а издательство в Нью-Йорке, А. Удодов утверждает, что даже у академика Сахарова в настоящее время очень мало последователей. «Я глубоко уважаю Сахарова, – заявляет Удодов. – Но принципы западной демократии, в которые Сахаров верит и за которые борется – это не что иное, как принципы февральской революции 1917 года, которые были вырваны с корнем и уничтожены большевистской диктатурой несколько месяцев спустя»… А уж если корни этой идеологии уничтожены, то и возрождать их будет только пустой тратой сил и времени. «Поэтому, – как говорит Удодов, – представители либеральных убеждений имеют очень слабый голос в современном движении сопротивления в Советской России». Что же касается марксизма, то у него вообще нет никакого голоса и никаких перспектив. Советский народ просто не понимает тех понятий, которыми оперируют марксисты, а представители «среднего класса» или советская бюрократия – «это всего лишь служащие с зарплатой, которые ничуть не интересуются идеологией режима, нанимающего их»… «Поэтому человек вроде Роя Медведева представляет лишь самого себя». [91]
Философ П. М. Егидес, объявивший себя сторонником некоей метафилософии панперсонализма, преодолевающей будто бы все недостатки марксизма, полностью согласен с мнением А. Удодова. В своем заявлении в журнал «Поиски», появившемся, однако, совсем в другом издании, Егидес утверждает: «Зная мнение ряда сторонников демократического социализма (социалистов и коммунистов-демократов), я считаю своим долгом заявить, что за Р. А. Медведевым никто из оппозиционного движения не стоит… он не представляет ничьего мнения, кроме своего личного». [92]
Правда, Егидес расходится с А. Удодовым в одной немаловажной детали. Если Удодов считает, что главной оппозиционной силой в России является православная церковь и православная религия, то Егидес ждет возрождения нашей страны с принятия ее населением и ее интеллигенцией идеологии «панперсонализма», разрабатываемой самим Егидесом.
Не оставил без внимания вопрос, «кого представляет Рой Медведев», и Солженицын. Он несколько раз заявлял, что Р. Медведев является выразителем мнения небольшой группы старых большевиков, которые считают, что при Сталине у нас был «плохой социализм», и защищают какой-то «хороший социализм». В этих словах Солженицына есть немалая доля истины.
Когда я вступал на поприще общественной деятельности, именно старые большевики оказали мне самую большую поддержку и познакомили меня со своими воспоминаниями. Сегодня этих людей совсем мало, но и пятнадцать лет назад они были активной, но небольшой группой, ибо большинство ветеранов партии, включая и моего отца, погибло в сталинских лагерях.
В дальнейшем все более значительную поддержку я получал от многих представителей советской гуманитарной и научной интеллигенции. Эти люди продолжали работать «внутри системы» и считали, что они таким образом принесут гораздо больше пользы прогрессивному развитию нашего общества, чем если окажутся «вне системы». Они тоже были против «плохого» и за «хороший» социализм. Я назову здесь имена лишь нескольких наиболее известных людей этого круга, которых сегодня уже нет среди нас – поэта и редактора А. Т. Твардовского, писателей А. А. Бека, Б. Ямпольского, А. К. Гладкова, академиков Б. Л. Астаурова, И. Е. Тамма, режиссера М. И. Ромма. Мне помогали и некоторые работники партийного и государственного аппарата. Я не буду называть имен, но могу заверить, что, вопреки мнению американского рецензента, среди них не было ни членов Политбюро, ни членов ЦК КПСС. Работая «внутри системы», эти люди должны были идти на некоторые компромиссы. Но между понятиями «компромисс» и «беспринципность» – большая разница.
Наши диссиденты обычно не любят таких людей. Для Солженицына это «образованщина», или «центровая образованщина», которая лишь в «тайных чувствах и узком кругу отделяет свои интересы от государственных», а на деле «верно служит государству», «подчиняясь до раболепства», проявляя «трезвую утилитарность и подлаживание к практической обстановке». [93] Мейман и Плющ называют этих людей «либеральствующей и трусливой технократической интеллигенцией». А. Амальрик огульно зачисляет всю нашу творческую интеллигенцию в прослойку людей, «которые думают одно, говорят другое и делают третье» и потому еще «более неприятны, чем режим, который их породил». Петр Григоренко при первой же встрече с Твардовским назвал последнего трусом, так как Твардовский отказался подписать составленное Григоренко и Якиром очередное «Обращение». Между тем, Твардовский был умным и смелым человеком. Как поэт и главный редактор «Нового мира» он внес в развитие общественного сознания в СССР гораздо больший вклад, чем Григоренко и его группа. Просто Твардовский и подобные ему люди придерживались иных взглядов на положение в стране и пути ее развития, чем Солженицын, Сахаров, Максимов или Григоренко.