Из записных книжек и дневников (фрагменты)
Шрифт:
Гвоздь вечера - И. Мандельштам, который приехал, побывав во врангелевской тюрьме. Он очень вырос. Сначала невыносимо слушать общегумилевское распевание. Постепенно привыкаешь [...] виден артист. Его стихи возникают из снов - очень своеобразных, лежащих в областях искусства только. Гумилев определяет его путь: от иррационального к рациональному (противуположность моему). Его "Венеция". По Гумилеву - рационально все (и любовь и влюбленность в том числе), иррациональное лежит только в языке, в его корнях, невыразимое. (В начале было Слово, из Слова возникли мысли,
Пяст, топорщащийся в углах (мы не здороваемся по-прежнему). Анна Радлова невпопад вращает глазами. Грушко подшлепнутая. У Нади Павлович больные глаза от зубной боли. Она и Рождественский молчат. Крепкое впечатление производят одни акмеисты.
Одоевцева.
М. Лозинский перевел из Леконта де Лилля - Мухаммед Альмансур, погребенный в саване своих побед. Глыбы стихов высочайшей пробы. Гумилев считает его переводчиком выше Жуковского.
Гумилев и Горький. Их сходства: волевое; ненависть к Фету и Полонскому - по-разному, разумеется. Как они друг друга ни не любят, у них есть общее. Оба не ведают о трагедии - о двух правдах. Оба (северо)-восточные.
1921
2 февраля
[...] Издательство "Алконост" не стесняет рамками литературных направлений. Тот факт, что вокруг него соединилась группа писателей, примыкающих к символизму, объясняется, по нашему убеждению, лишь тем, что именно эти писатели оказались по преимуществу носителями духа времени.
Группа писателей, соединившаяся в "Алконосте", проникнута тревогой перед развертывающимися мировыми событиями, наступление которых она чувствовала и предсказывала; потому - она обращена лицом не к прошедшему, тем менее - к настоящему, но - к будущему. Этим определяется лицо издательства и его название.
7 февраля
Перед нашими глазами с детства как бы стоит надпись; огромными буквами написано: Пушкин. Это имя, этот звук наполняет многие дни нашей жизни.
Имена основателей религий, великих полководцев, завоевателей мира, пророков, мучеников, императоров - и рядом это имя: Пушкин.
Как бы мы не оценивали Пушкина - человека, Пушкина - общественного деятеля, Пушкина - друга декабристов, Пушкина - мученика страстей, все это бледнеет перед одним: Пушкин - поэт. Едва ли найдется человек, который не захочет прежде всего связать с именем Пушкина - звание поэта. [...]
7 марта
B 1918-1919 гг. я получал случайные номера журнала "Рабочий мир", издание "Московского центрального кооператива". Журнал по большей части марксистский, конечно; тем не менее, несмотря на сотрудничество Львова-Рогачевского и т.п., там попадались культурные статьи: например, "Вершины жизни" Машковцева - об искусстве; "Приезд послов в старой Москве" с иллюстрацийками: Левитану отдается предпочтение перед Шишкиным; "Искусство свободного воспитания тела" (о Дункан и Далькрозе) - Х. Веселовского; о художнике Федотове - с иллюстрациями.
– По-видимому, и этот журнальчик заглох.
При Временном правительстве, начиная с мая 1917 года
Бердяев после октября (Л15) пишет многословно и интересно, что революции никакой и не было. Все - галлюцинация, движение в хаосе и анархии не бывает, все еще пока - продолжение догнивания старого, пришло смутное время (стихи В. Иванова в журнале называются "песнями смутного времени"), все революционные идеи давно опошлились, ненависть к буржуазии есть исконная ненависть темного Востока к культуре, "одолел германский яд", Россия не выдержала войны. Мораль: покаяться и смириться, жертвенно признать элементарную правду западничества, необходим долгий труд цивилизации.
Чулков спорит, говоря, что "происходящее" есть мрачная контрреволюция, а в марте революция была.
Но записи Федорченко всего интереснее, кто он и чем окрашивает, что слышит, что выбирает. Выходит серо, грязно, гадко, полно ненависти, темноты, но хорошо, правдиво, совестно. [...]
20 апреля
Орг прислал "Русскую мысль" П. Струве, январь-февраль 1921 года. Та же обложка - только прибавлено: "Основана в 1880 году". Передовая от редакции "К старым и новым читателям "Русской мысли"", как весь номер, проникнута острым национальным чувством и "жертвенной" надеждой на возрождение великодержавной России. [...]
Начало дневника З.Н. Гиппиус. Это очень интересно, блестяще, большею частью, я думаю, правдиво, но - своекорыстно. Она (они) слишком утяжелена личным, тут нет широких, обобщающих точек зрения. Может быть, на обобщения такого размера, какие сейчас требуются, они и вовсе не способны. Патриотизм и национализм всей "Русской мысли" - тоже не то, что требуется. Это правда, но только часть. У Зинаиды Николаевны - много скверных анекдотов о Горьком, Гржебине и др. [...]
11 мая
[...]В Москве зверски выбрасывают из квартир массу жильцов интеллигенции, музыкантов, врачей и т.д. Москва хуже, чем в прошлом году, но народу много, есть красивые люди, которых уже не осталось здесь, улица шумная, носятся автомобили, тепло (не мне), цветет все сразу (яблони, сирень, одуванчики, баранчики), грозы, ливни. Я иногда дремал на солнце у Смоленского рынка на Новинском бульваре. [...]
* * *
С. Ефрон в Берлине приступает к изданию выдающихся поэтов последнего двадцатилетия, в том виде, как авторы сами себя издавали! В первую очередь К. Бальмонт, А. Блок, А. Ахматова (!?)