Из записных книжек
Шрифт:
В целом же вся эта история замышляется для того, чтобы, говоря высоким слогом, сохранить и приумножить человеческое в человеке.
А. Вампилов
17 мая 72 года
А. Т. ТВАРДОВСКИЙ
В феврале десять дней подряд, по случаю запоя, посещал дачу К. (Бориса Александровича Костюковского), где мы жили вдвоем.
Нашел простых людей, с литераторами он не пьет, в особенности с молодыми, - избегает.
Первый раз появился, будучи еще не в запое, произвел прекрасное впечатление.
Седой, скуластый, в лице
Его дача рядом, одет был в полупальто, войлочные ботинки, брюки трикотажные и висят, в руках дубовая палочка.
– Нет ли у вас стопки?
Стопка нашлась, сели, выпили, напились. В этот вечер было много извинений, предостережений, раз двадцать он сказал:
– Не думайте обо мне дурно.
Разговор вначале был о выпивке, как обычно.
– Человечество недаром остановилось на 40 градусах.
Потом о литературе и проч. И все время:
– Как мы хорошо выпили. Господи!
– Где я пью? С кем? Один - спортивного вида, другой - небритый... Вурдалаки какие-то...
На улице пошатывался, провожать себя не велел.
– Хорошо, хорошо...
– Странно... Странно и причудливо...
54 года. Пьет давно и серьезно.
Затем дня через два пришел, спросил "на донышке", а после посещал нас 7-8 дней подряд по 2-3 раза в День. Однажды был в шестом часу утра. Разговоры были разные и небезынтересные.
Пушкин - бог. Особенно доволен тем, что Пушкин стал брать деньги за стихи.
Подозревает, что Евтушенко и Вознесенский не читали "Евгения Онегина".
Вспоминал "Сохраню ль к судьбе презренье".
Пушкин сделал русскую литературу мировой Барков, Вяземский, Державин, Жуковский, Байрон, а в общем - все равно - Пушкин.
Конечно, любит Некрасова.
Пишет статью к новому изданию Бунина. Испытал влияние Бунина:
– Никто об этом не писал, а я-то знаю. Бунин за границей, по его мнению, "мертвец".
– Приветил меня с того света.
Но чрезвычайно этим гордится.
Современный прозаик обязан любить Бунина, но не так рабски, как Ю. Казаков. Казакову он говорил и говорит:
– Я очень сочувствую вашему пристрастию, но идите туда, где Бунина не читали. (В "Знамени", получается, - не читали.)
Блок немного недотянул до гениальности. (Тут я с папашей совершенно не согласен.)
Горького не жалует. Толстого любит. Чехова.
Алексея Толстого уличил в том, что он граф ненастоящий, по женской линии разве. Размышлял о том, что быть графом при социализме выгодно.
Подозревает, что итальянская премия Ахматовой (при ее вручении он присутствовал) - премия игорного дома. Рассказывает, как Ахматова собиралась в Италию. Старуха в декольте, водка после церемоний.
Ахматову Твардовский увидел первый раз в Италии.
Янка
– Пей, хлопец, белую горилку, больше ничего не пей. Пиши, пока пишется, потом писаться не будет. Любит и часто вспоминает Фадеева:
– Мой старший друг, неправда, что он кого-то сажал, он выручал, Заболоцкого, например.
Фадеев его любил тоже.
Фадеев на пиру у Сталина.
– Почему не скажешь приветствия?
– Я пьян.
– Сколько ты выпил?
– Один - бутылку коньяку.
– Сколько тебе лет?
– 38.
– В 38 лет я выпивал бутылку коньяку мэжду делом.
Хрущева Сталин заставлял плясать.
Сталин сам распорядился дать ему Сталинскую премию за "Василия Теркина". К Сталину отношение очень сложное. Есть большая доля уважения. Сталин и Черчилль.
В Горках одиннадцать служителей дома-музея сидели еще долго после 20-го съезда, никто из одиннадцати не решался уйти первым.
Сталин заботился о стаде: у высшего командного состава, у многих офицеров на фронте была своя Неля, в ее обязанности входило - в основном заводить патефон. Когда Неля становилась беременной, она уезжала в тыл со специальным предписанием о трудоустройстве, квартире и декретных.
Вспоминал, как написал стихотворение о том, как Сталин в декабре приходил в Мавзолей к Ленину за советом. Он работал тогда в "Гудке", кажется, и обещал это стихотворение в свою газету. Но отдал его в "Известия". Редактор (его он называет костяной ногой) вызвал его и гневался. Диалог:
– Не кричите на меня, я вас не боюсь.
– А начальника политотдела вы боитесь?
– Нет, не боюсь.
– А начальника политотдела фронта?
– Тоже - нет.
– А командующего?
– Нет.
– А кого же вы боитесь?
– Господа нашего. Иисуса Христа.
Был уволен, оказался в резерве. Вадим Кожевников, теперешний редактор "Знамени", уходил тогда в "Правду" военкором из "Красноармейской правды" и устроил его на свое место.
История о том, как художник Горяев бил Вадима Кожевникова. Горяев работал тогда в листке "Солдатский" или "Фронтовой" - "юмор".
– Если юмор вынесен в заголовок, юмора не ищите.
Луговского не признает:
– Белыми стихами стал писать про то, что Советская власть хорошая. Неинтересно.
Леонова не любит. Играет в барина. О жабе - Иване Ивановиче.
– Зачем он написал название книги "Евгения Ивановна" по-английски? А если ее будут переводить.
Шолохова за "Тихий Дон", в особенности за четвертую книгу, превозносит.
– Потом он стал писать чепуху, а говорить стал и того хуже. Надо бы ему было после "Тихого Дона" умереть, был бы великий писатель. Но памятник ставить будем все равно.