ИЗ ЗАПИСОК О 1812 ГОДЕ
Шрифт:
И на том месте воздвигся бы памятник, благословляемый небом и землей. Но он не движется! Еще миг!..
Миг исчез! И нашествие отражено на путь могильный. Оно бежит мимо поля битвы Бородинской, где сорок пять тысяч жертв, павших под знаменами завоевателя, тлеют на поверхности равнин, где вскоре застелит их завеса снегов и где пламень костров превратит их в пепел пожара московского!
Мысль человеческая! Что ты изобрела в девятнадцатом столетии? Нашествие.
Сбылась клятва русских воинов Бородинских: Москва освобождена. Питомец Дона тихого, Иловайский, возвещает октября пятнадцатого о расторжении ее плена.
И любовь небесная со свода горнего взирает на Москву! Первая
Пленных поручают в охранение того самого Владимира Ивановича Оленина, корпусного моего сопитомца, о котором выше упомянуто и который 1805 года после Аустерлицкого сражения сам от ран пользовался у французских врачей.
Кто знает из нас, сынов земли, где и чем кто кому будет одолжен? Да живет же в нас сердце, торопливое на добро! "Когда правитель вселенной,-говорит глагол Востока,- повелел солнцу осветить небо беспредельное и оплодотворить лицо земли, он рассеял людей и на Север и на Юг и на Восток и на Запад, вещая: наслаждайтесь и дарами душевными и дарами природы! Сходитесь на пир любви, тогда и львы и тигры будут благоговеть перед вами!" В наш девятнадцатый век сходились со всех сторон сыны земли не на пир любви, а на пир смерти.
Князь Багратион, рану свою бородинскую почитавший раной за Москву, умер, не дождавшись освобождения ее. Прах его покоится во владимирском поместье графа Воронцова, который, за раной бородинской уклонясь под кров сельский, радушной лаской и готовой рукой всем нашим раненым предлагал гостеприимство.. В стихах, напечатанных по сему случаю в "Русском вестнике", сказано:
"И отдых русского героя Отечеству-святая дань!" Прибавим: "и дань человечеству". Кто благотворения свои облекает радужной завесой тайны, тот подлинный друг человечества; тот знает, как тяжело иногда принимать и руке и сердцу!
Князь Багратион сердечно любил Москву, и она усыновила его любовью. Всем известно, что 1805 напечатано было в ведомостях, что при отступлении от Браунау к Ольмюцу Багратион оставлен был на жертву для охранения отступавших русских войск. Ему угрожала целая армия Мюрата. Но тут догадка русская и язык французский спасли наших. Все офицеры, знавшие по-французски в то самое время, когда Багратион проманивал Мюрата мнимыми переговорами и пользуясь темнотой ночи, став перед рядами, двинулись сквозь ущелья и на вопрос французов: "Кто идет?-вскрикнули по французски: "наши! Laissez-nous passer; пропустите! Отклик французский выручил русских из беды. Раздалось в обеих столицах:
Велик На-по-ле-он; то есть: на поле.
Баг-ра-ти-он; то есть: вождь побед.
А когда герой 1806 года приехал в Москву, тогда Английский клуб, избрав представителем своим Ивана Петровича Архарова, барина радушного и речистого, и присовокупя к нему несколько почетных членов, отправил их к князю послами приглашать на пир любви и благодарности. И был пир! И гремело ура! И как с тех дней оно со многими отгремело? Багратион, богатырь суворовский, не выдержал бы предводительства отступления. Жалость боролась в сердце его с отвагой. Он плакал по Смоленску, плакал по Москве и после битвы Бородинской писал к своим: "Мы не выдадим Москвы". Для перенесения бремени отступления бог послал Барклая-де-Толли. И у Барклая жалостливое было сердце. Но он скрепил его, отдал себя на суд провидения и довел полки до Кутузова. Между тем неприятель предупрежден на всех дорогах.
Усиленный отряд Милорадовича спешит к Вязьме. Все войско Донское летит опережать нашествие, истреблять мосты, переправы и усеивать гибелью каждый его шаг.
В то же почти время полки, бывшие сперва в Сербии, а потом расположившиеся в Дубно, с генералом Лидерсом шли на Владимир.
В то же почти время сближаясь с Гродно и Вильно, адмирал Чичагов приготовлял легкий отряд к открытию войска графа Витгенштейна. Все или разило или соединялось. Отряды Шепелева и графа Ожаровского спешили к Ельне.
Октября восемнадцатого быстрым, отважным, дружным искусным действием графа Орлова-Денисова и партизанов Сеславина, Давыдова и Фигнера взят был в плен целый французский корпус. "Победа сия,-сказано в военных известиях 1812 года,-тем более знаменита, что в первый раз в продолжении нынешней войны неприятельский корпус сдался нам".
Громки были подвиги наших русских и истинно русских партизан! Громки были подвиги и других отрядов, но отряды, действовавшие под Ригой, как будто бы заслонены были завесой, тем более, что главное их действие началось в годину плена московского. Из сих отрядов достопамятнейший отряд Вельяминова-старшего, первоначально составлявший авангард корпуса графа Штейнгеля. На равнинах Курляндии не способно было действовать многочисленной коннице, а потому корпусу графа Штейнгеля, выступившему из Риги, и предназначено было пройти по правому берегу Двины к Друе. А для успешного в том действия, надлежало занять неприятеля и выдержать авангарду сильный, упорный бой, продолжавшийся двенадцать часов на соединении четырех дорог. Вельяминов и мужественные его сотрудники, поименованные в военных известиях, выдержали его. Давно сказано и доказано, что от первого решительного и успешного шага зависят дальнейшие успехи. Корпус Штейнгеля, отстоянный грудью авангарда, содействовал, как выше сказано и как означено в военных известиях, к исторжению Полоцка из рук неприятеля. Тем же корпусом ровно через месяц, то есть октября девятнадцатого, для свободного действия войска Витгенштейна, оттянут был маршал Виктор. Наконец Вельяминов, неусыпно наблюдая с отрядом своим за всеми движениями неприятеля, зоркою предусмотрительностью своей споспешествовал к обороне рубежей Лифляндии.
Во время еще плена московского маршал Виктор в быстром перелете от стен Смоленска как будто бы с облаков упал на поприще действий графа Витгенштейна. Был я тогда на берегах Волги и слышал молву разгульную. Одни говорили: "У Виктора сто тысяч!" Другие предполагали, что другой Наполеон подоспел к Наполеону. Но октября девятнадцатого подлинный и мнимый Наполеон более и более, говоря выражением Карамзина. "заходили в. туманную область небытия". 22 октября Милорадович под Вязьмой, Паскевич и Чоглоков гонят оттуда неприятеля штыками. Перновский полк входит с распущенными знаменами и барабанным боем. Если не ошибаюсь, то Чоглоков был корпусным сопитомцем и храброго и добродетельного Кульнева.
Вязьма! Эривань! Эрзерум! Варшава! тут целая область истории.
Воспоминание о добре освежает душу и в великом горе жизни. Сердце отдохнуло. Снова иду вслед за полетом русских полков 1812 года.
Загремел бой и на высотах Дорогобужа, бой упорный. Милорадович ряды свои принужден был усилить новыми рядами. Наполеоновы полки кипят мужеством, кладут за него головы, а он бежит.
А между тем занимается заря кровавая битвы Березинской. Наступает развязка той великой трагедии, о которой Наполеон говорил Нарбону перед битвой Бородинской. С пятыми ноябрями наступило четвертое действие той трагедии.