Из записок сибирского охотника
Шрифт:
Конечно, все тотчас собрались к окнам, чтоб полюбоваться курьезной проделкой столь ненавистного всем ревизора.
Увидав собравшихся зрителей и не понимая, в чем дело, подошел и сам Муравьев.
— Что это вы, господа, смотрите? — спросил он, недоумевая.
— А вот, ваше высокопревосходительство, не угодно ли посмотреть, как пьяный К. то ли сам хочет утопиться, то ли топить свой мундир в Ангаре?..
— Что за чепуха!.. Пошлите поскорее узнать, что он там сочиняет.
Ту же минуту на берег полетел адъютант и спросил К., от имени Муравьева, что он тут делает?..
— Скажите его высокопревосходительству, что недовольный и обиженный К. топит в Ангаре тот недостойный мундир, который он
Когда этот замысловатый ответ доложил возвратившийся адъютант Муравьеву, он сдвинул брови и нервно сказал:
— Сумасшедший человек этот К., — затем, быстро повернувшись, ушел от окна…
Значит, новая эксцентричная выходка не удалась, а видимо, что весь расчет был на нее.
Тем вся эта история и окончилась, а мы сердечно поблагодарили господа и в душе сказали спасибо Муравьеву…
Е. А. Петряев
«Жизнь среди природы…»
Александр Александрович Черкасов родился 26 декабря 1834 года в Старой Руссе в семье горного офицера (тогда горные чины считались военными). Отец был родом из Пермской губернии, мать — тверская помещица. Жили скромно, только на жалованье отца, управляющего содовым заводом.
Старший сын Иван, а потом и младший Аполлинарий учились в горном кадетском корпусе, а сестра Елизавета — в Екатерининском институте в Петербурге. Отец, страстный охотник, ярко рассказывал о повадках зверей и привил детям любовь к природе. Во время одного из первых самостоятельных походов Александр провалился под лед и около полутора лет не вставал с кровати, потом долго ходил на костылях, но поправился.
Одиннадцатилетним его отдали в закрытое учебное заведение — горный кадетский корпус. Каждое лето во время каникул он ездил в Старую Руссу, а на практику — на Волхов, в Финляндию и в Олонецкую губернию. Жизнь кадетов строго регламентировалась. Они имели черно-серую шинель солдатского покроя, подбитую зимой фланелью на вате. В теплую погоду шинель надевалась внакидку, а в холодную — обязательно в рукава сверх мундира. Каска с черным волосяным султаном. Она всегда носилась с застегнутыми «чешуйками» под подбородком. Полагался еще довольно увесистый тесак саперного образца с пилой на обухе. За малейшее нарушение формы строго взыскивали, так как брат царя — великий князь Михаил Павлович — придирчиво следил за каждым, кто попадал ему на глаза. На праздниках кадеты могли посещать знакомых. Александр бывал у дядей — генерала, моряка К. П. Черкасова (он упоминался в «Записках» декабриста А. П. Беляева), и генерал-инженера А. Я. Кашперова. Однажды Александр шел около Казанского собора, не застегнув «чешуйки» у каски, и неожиданно увидел в экипаже самого Михаила Павловича. Надо было как-то спасаться. Тут помогла кадетская находчивость: изобразив умиление, Александр стал истово креститься на собор. Грозу пронесло, но запомнилось это на всю жизнь.
Другой эпизод был серьезнее. Еще в первые годы учения в корпусе Александр был вхож, как дальний родственник, в дом бывшего почт-директора Ф. И. Прянишникова. Однажды за обедом, отвечая на расспросы, Черкасов простодушно рассказал о неблаговидных поступках своего директора Волкова. Среди гостей нашлись осведомители. Волков возненавидел Черкасова и старался выжить его из корпуса, сдать в солдаты. «Человек этот, — вспоминал Черкасов, — давил меня и гнал с юных лет моего бытия до выпуска из корпуса. Только общая любовь всех остальных моих начальников и товарищей, хорошее поведение и прилежание, несмотря на его ужасные несправедливости, дали мне возможность окончить курс и выйти прапорщиком, тогда как большая часть, и даже недостойные любимцы директора, выходили поручиками и реже подпоручиками».
Перенеся тяжелую болезнь в детстве, Черкасов все же обладал хорошим развитием и большой физической силой, за что кадеты звали его Самсоном.
По совету одного из воспитателей Черкасов решил поговорить с Волковым с глазу иа глаз. Однажды вечером, когда в коридоре никого не было, Черкасов постучал в дверь директорского кабинета и на вопрос назвал свою фамилию. «Не приму!» — последовал ответ. Дверь была на крючке, но Черкасов так ее нажал, что она распахнулась и он влетел в кабинет. Произошел крупный разговор. Волков закричал: «Я тебя только серой скотиной выпущу из корпуса. Вон отсюда!» Тогда Черкасов подскочил к Волкову, схватил его обеими руками за воротник и сказал: «Лучше уйду на каторгу… но скотиной ты меня не выпустишь». Обезумевший от страха Волков свалился в кресло, а на другой день сказался больным и на экзаменах не присутствовал; вскоре его должность занял другой.
В 1855 году, успешно закончив восьмилетний курс наук, Черкасов получил офицерский чин и добровольно отправился на службу в Нерчинский горный округ.
В эти годы родители Черкасова жили в Соликамском уезде Пермской губернии. Отец состоял управляющим Дедюхинского завода. Потом на Урале образовалось большое гнездо горных инженеров — родственников Черкасова.
В Нерчинском округе по обычаю того времени молодых специалистов «испытывали на практике» без постоянного места. Поэтому за сравнительно короткий срок Черкасов успел побывать в разных углах обширной нерчинской Даурии, познакомился с природой и местным бытом. На горных работах он часто встречал ссыльных.
Под угрозой плетей, карцеров и штрафов здесь работали не только каторжники, но и свободные горные служители.
«Под мое ведение, — вспоминал Черкасов, — были отобраны такие атлеты из ссыльных рабочих, что стоило только любоваться этими пасынками судьбы и удивляться их бычачьей силе или замечательной сметке русского простолюдина. Этими тружениками выворачивались и поднимались на борта разреза иногда такие громадные валуны, весившие несколько сот пудов, что трудно было поверить своим собственным глазам, видевшим это в действительности. Стоило только по-человечески обходиться с этими пасынками, но в нужный момент помогать своими руками и плечами, — и тогда клейменые труженики становились настоящими братьями, на их заскорузлых лицах выражалась добродушная улыбка, в речах появлялся юмор, остроумие, и вы забывали, что имеете дело с теми людьми, которых таврили, как лошадей, и называли презренным именем варнака или челдона».
Лето в 1856 г. Черкасов провел в Александровском заводе, где жили в ссылке петрашевцы (Ф. Н. Львов, Н. А. Спешнев, Н. А. Момбелли и сам М. В. Буташевич-Петрашевский). «Люди эти, — писал Черкасов, — весьма оживляли наше общество, и с ними скучать было невозможно». Вскоре Черкасова отправили во главе разведывательной партии на поиски золота в Юго-Восточном Забайкалье по реке Бальдже. Здесь был «край света и самое убиенное место». Тяжелейшие условия работы скрасила ему охота. Среди подчиненных он нашел добрых товарищей и терпеливых учителей.
В большом очерке он называл Бальджу «альфой своих скитаний по тайге и первоначальной школой сибирской охоты».
После Бальджи Черкасов недолго управлял Култуминской дистанцией, около года — Алгачинским рудником. Здесь он женился на дочери забайкальского казака Евдокии Ивановой и совсем сроднился с Забайкальем. Привелось ему работать на серебряном руднике в Зерентуе, Шахтаме и на знаменитых Карийских золотых промыслах.
В 1862 году его командировали партионным офицером на поиски золота в долину Урюма, притока Шилки. Тогда район этот страшил всех отдаленностью, суровостью климата и безлюдьем. Тут рабочие не раз вспоминали забайкальскую пословицу: «Кто в тайге не бывал, тот богу не маливался».