Из жизни снобов (сборник)
Шрифт:
– Это Рипли, – раздался неуверенный голос. Бэзил воспринял этот факт довольно прохладно. – Ты не обижаешься на меня из-за вчерашнего? – спросил Рипли.
– Я? Нет! Кто сказал, что я обиделся?
– Никто. Слушай! Мы все собираемся вечером на фейерверк!
– Ну и? – Голос Бэзила был все так же холоден.
– Так вот. Одна из девчонок – та, что была с Элвудом, – сказала, что у нее есть сестра, которая даже красивее, чем она сама, и что она позовет ее с нами, для тебя. Мы решили ехать к восьми, потому что фейерверк все равно раньше девяти не начнется.
– И что мы будем делать?
– Ну, можно опять прокатиться на «Старой мельнице».
На мгновение воцарилась тишина. Бэзил посмотрел, закрыта ли дверь в комнату мамы.
– Ты поцеловал свою? – прошептал он в телефон.
– Ну конечно! – И по проводу прошелестел смешок. – Слушай, Эл поедет на машине. Мы заедем за тобой в семь.
– Ладно, – согласился Бэзил и добавил: – Мне сегодня еще нужно брюки купить, так что давай…
– Да? – Бэзилу снова послышался смешок. – Ну, ладно, будь готов к семи!
В десять часов Бэзил встретился с дядей в магазине одежды «Бартон Ли» и почувствовал угрызения совести из-за причиненных родне забот и трат. По совету дяди он выбрал два костюма: ежедневный, темно-шоколадного цвета, и выходной, темно-синего. Костюмы нужно было немного подогнать по фигуре, но один должны были доставить Бэзилу сегодня к вечеру без задержек.
Вполне искреннее раскаяние в нанесении таких больших убытков семье заставило его сэкономить на трамвайном билете и пойти домой пешком. Проходя по Крест-авеню, он замедлил шаг, увидев высокий пожарный гидрант, установленный перед домом Ван-Шеллингеров. Ему внезапно пришло в голову, что вряд ли когда-нибудь еще ему доведется выполнить этот мальчишеский обряд: отныне всю свою оставшуюся жизнь он будет ходить, как и все остальные взрослые люди, в длинных брюках. Чтобы сказать детству «последнее прости», он перепрыгнул через гидрант два раза и сосредоточенно приготовился к третьему прыжку, когда из-за угла вывернул лимузин Ван-Шеллингеров и остановился перед парадной дверью особняка.
Послышался голос:
– Эй, Бэзил!
С гранитного портика второго по величине в городе особняка к нему устремился нежный взгляд, полускрытый шапкой золотистых локонов.
– Здравствуйте, Глэдис.
– Подойдите на минутку, Бэзил!
Он повиновался. Глэдис Ван-Шеллингер была на год моложе Бэзила; она была уравновешенной, хорошо воспитанной девушкой, которая – по местной традиции – в будущем должна была выйти замуж в одном из восточных штатов. Ее воспитывала гувернантка, играть ей позволялось только дома с несколькими избранными девочками (и лишь иногда – в гостях у подружек); в общем, той свободы, что была у всех детей в городках на Среднем Западе, у нее никогда не было. Ей никогда не дозволялось ходить на двор Уортонов, где по вечерам играли все остальные дети.
– Бэзил, я хочу вас спросить: не собираетесь ли вы вечером на ярмарку?
– Ну да, конечно собираюсь!
– Хотите пойти с нами и посмотреть фейерверк из нашей ложи? Я вас приглашаю.
На мгновение он задумался. Ему хотелось принять приглашение, но что-то заставило его отказаться от гарантированного удовольствия ради дальнейшего поиска довольно абстрактных приключений, которые – если бы он оценил их трезво – вовсе его не интересовали!
– Я не смогу. Мне очень жаль… Но я действительно не смогу…
По лицу Глэдис пробежала тень досады.
– Да? Ну, ладно… Тогда я приглашаю вас как-нибудь зайти ко мне в гости, Бэзил. Через несколько недель я уезжаю в школу, на восток.
Недовольный собой, он пошел дальше по улице. Глэдис Ван-Шеллингер никогда не была его девушкой – и ничьей девушкой, – но тот факт, что они в одно и то же время отправлялись учиться, вызвал у Бэзила какое-то чувство родства, как будто их двоих ожидало какое-то чудесное приключение на востоке, и это было предопределено свыше, невзирая на то что ее родители были богаты, а его родители лишь обладали кое-какими средствами. Он жалел о том, что не сможет сидеть рядом с ней в ее ложе сегодня вечером.
В три часа Бэзил, читавший наверху «Малиновый свитер», принялся внимательно прислушиваться к каждому звонку в дверь. Он выбегал на лестницу, перегибался через перила и спрашивал:
– Хильда, это не костюм привезли?
В четыре, разочарованный ее равнодушием, медлительностью и полным отсутствием сознания важности грядущего события, он переместился вниз и стал открывать дверь сам. Но никто не шел. Он позвонил в «Бартон Ли» и получил ответ от чрезвычайно занятого клерка:
– Вы получите этот костюм. Гарантирую, что вы его получите!
Но он не очень доверял обещанию клерка и поэтому вышел на крыльцо, внимательно разглядывая улицу в поисках фургона с надписью «Бартон Ли» на боку.
Мама пришла домой в пять.
– Наверное, им пришлось слишком много перешивать, – предположила она и ободрила: – Но они наверняка доставят его завтра утром!
– Завтра утром! – трагически повторил Бэзил. – Костюм мне нужен сегодня вечером!
– Ну, на твоем месте я бы еще не теряла надежды. Магазины закрываются в половине шестого.
Бэзил бросал взволнованные взгляды на улицу. Затем взял свое кепи и побежал за угол, к остановке трамвая. Но предусмотрительность заставила его через мгновение вернуться.
– Если они его принесут, пока меня не будет, обязательно забери и распишись вместо меня, – проинструктировал он мать. Настоящий мужчина должен предусмотреть все!
– Хорошо, – сухо пообещала мама, – так и сделаю.
Дорога заняла больше времени, чем он предполагал. Ему пришлось ждать трамвая, и когда он добежал до «Бартон Ли», то с ужасом увидел, что двери уже заперты, а окна закрывают на ночь железными решетками. Он заметил последнего клерка, выходившего на улицу, и стал сбивчиво объяснять свое дело. Но клерк о нем ничего не знал… Не был ли Бэзил мистером Шварцем?
Нет, Бэзил не был мистером Шварцем. После взволнованной речи, в которой он попытался убедить клерка в том, что, кто бы ни пообещал ему костюм, этот человек должен быть немедленно уволен, Бэзил в отчаянии побрел домой.
Нет, не пойдет он на ярмарку без костюма – он вообще никуда не пойдет! Он останется дома, а более удачливые ребята пойдут гулять по ярко освещенной центральной аллее. Таинственные девушки, юные и беспечные, будут скользить с ними в чарующей темноте «Старой мельницы», но из-за тупости, эгоизма и бесчестности клерка из магазина одежды Бэзила там не будет. Через сутки или около того ярмарка закроется – закроется навсегда! – и те девушки, самые желанные из всех существующих, та сестра, про которую говорят, что она прекраснее всех, исчезнут из его жизни навсегда! Они будут уезжать в «Блатц-Вайлдкэтах», исчезая в лунном свете навсегда – без Бэзила, целующего их. Да, отныне всю свою жизнь он будет лишь оглядываться назад с бесконечным сожалением, хотя по плану надо было еще прийти и сказать клерку: «Смотри, что ты со мной сделал!» Как и большинство из нас, он не думал о том, что в будущем его ждет еще множество желаний ничуть не менее сильных, тем те, что обуревают его сейчас.