Изабелла Баварская. Приключения Лидерика. Пипин Короткий. Карл Великий. Пьер де Жиак

Дюма-отец Александр

Примерно в это же время де Люксембург, в стычке при Монс-ан-Виме освобожденный бургундцами, овладел крепостями Кенуа и Эрикур; получив весть об этих победах, город Креспи в Валуа, а также замки Пьерфон и Оффсмон, в свою очередь, сдались бургундцам.

И вот когда со всех сторон к королю Генриху шли известия о новых успехах, самого его в замке Венсен настигла болезнь. Развивалась она стремительно, и сам король первым понял, что эта болезнь смертельна. Он призвал к себе своею дядю герцога Бед форта, графа Барвиха и Луи де Робертсера и сказал им:

— Богу, как видно, угодно, чтобы я расстался с жизнью и покинул этот мир…

Потом он продолжал:

— Милый брат мой Иоанн, зная вашу верность и вашу любовь ко мне, я прошу вас быть всегда преданным моему сыну Генриху, вашему племяннику, и умоляю, пока вы живы, не заключать с нашим врагом Карлом де Валуа никакого

договора, который мог бы ослабить зависимость герцогства Нормандского от Англии. Если шурин мой, герцог Бургундский, пожелает стать регентом королевства, я советую вам ему уступить, если же нет, оставьте регентство за собой. А вас, дорогой дядя, — обратился Генрих к вошедшему герцогу Эксетеру, — вас я назначаю правителем английского королевства, ибо знаю, что вы умеете управлять. Что бы ни случилось, не возвращайтесь больше во Францию, будьте наставником моего сына и из любви, которую вы питали ко мне, чаще навещайте его. Что касается вас, дорогой Варвик, я хочу, чтобы вы стали его учителем, всегда жили вместе с ним, им руководили и обучали его военному искусству. Вы — мой лучший выбор. И еще очень прошу не затевать никаких споров с моим шурином, герцогом Бургундским. Запретите это от моего имени и моему зятю Хемфри, ибо если между ним и вами будет какое-либо несогласие, дела королевства, идущие столь успешно, могут понести ущерб. И, наконец, не освобождайте из тюрьмы нашего орлеанского кузена, графа д’Э, господина де Гокура, равно как и Гишара де Шезе до тех пор, пока не подрастет мой сын. С остальными же поступайте, как вам будет угодно.

Каждый обещал королю исполнить то, о чем он просил, и Генрих велел оставить его одного. Едва только все удалились, он позвал врачей и спросил, сколько ему еще осталось жить. Сперва врачи решили было вселить в него некоторую надежду и сказали, что вернуть ему здоровье — во власти Божьей. Король печально улыбнулся и потребовал открыть ему всю правду, даже самую суровую, обещая при этом выслушать ее, как подобает королю и воину. Врачи отошли в угол, посовещались, и потом один из них опустился перед королем на колени:

— Ваше величество, подумайте о душе своей, ибо, если не будет на то Божьей милости, нам кажется, вы не проживете более двух часов.

Король приказал позвать своего духовника и священников и велел им читать псалмы. Когда они дошли до слов: “Воздвигни стены Иерусалима”, он остановил их и громко сказал, что близкая смерть помешала его намерению, умиротворив Францию, отправиться для завоевания гроба Господня и он совершил бы это, если Богу угодно было бы продлить его век; потом он велел им продолжать, но уже в конце следующего стиха внезапно вскрикнул. Песнопения были прерваны, король испустил слабый вздох. Вздох этот был последним.

Смерть короля наступила 31 августа 1422 года.

На другой день его внутренности были погребены в церкви монастыря Сен-Мор, а набальзамированное тело положили в свинцовый гроб.

Третьего сентября траурное шествие двинулось в Кале. Гроб установили на колеснице, запряженной четверкой превосходных лошадей, и покрыли вываренной кожей с изображением короля, исполненным в натуральную величину: лицо обращено к небу, в правой руке — скипетр, в левой — держава. Покровом этого смертного одра служило червленое сукно, шитое золотом. Когда процессия проходила через города, четыре человека, шедшие по углам колесницы, несли над нею роскошный шелковый балдахин, какой в день Святого Причастия носят обычно над мощами Иисуса Христа. За гробом следовали принцы крови, рыцари и оруженосцы двора; колесницу сопровождало множество пеших и конных священнослужителей, которые не переставая пели заупокойные молитвы и служили обедни во всех церквах, попадавшихся на пути. Десять человек в белых одеждах, образуя кольцо вокруг колесницы, несли зажженные факелы с благовониями.

В Руане к погребальному шествию присоединилась королева Екатерина, которая как раз следовала во Францию к своему супругу. Она не знала о его кончине, и это известие повергло ее в глубокое горе. Королева не пожелала расстаться с покойным и поехала вслед за его гробом в Кале, а оттуда морем до Дувра. Из Дувра шествие двинулось в Лондон, куда и прибыло ночью в праздник св. Мартина.

Пятнадцать епископов, облаченных в первосвященнические ризы, аббаты в митрах, многочисленные священники и толпа горожан ожидали тело короля за городскими воротами. С пением заупокойных молитв они проводили траурный кортеж через Лондонский мост, по улице Ломбард до собора св. Павла. Колесница с гробом была запряжена четверкой роскошных вороных лошадей. На хомуте одной лошади висел английский

герб, на хомуте другой были изображены гербы Фракции и Англии, разделенные на четыре части так, как король носил их при жизни на своей груди; на хомуте третьей висел один герб Франции, и на хомуте четвертой — герб непобедимого короля Артура. Этот последний герб представлял собой три золотые короны на лазурном поле. После отпевания тело усопшего поместили в Вестминстерском аббатстве, где покоится прах английских королей.

Так ушел из жизни столь шумно прославившийся английский король Генрих V, прозванный Завоевателем. Он проник во Францию гораздо глубже, нежели кто-либо из его предшественников. Генрих V взял Париж, который никому еще не удавалось захватить; он оставил своим наследникам титул короля Франции, и они сохраняли его до тех пор, пока, спустя четыре столетия, Наполеон острием своей шпаги не начертал на щите английского герба три французские лилии. Генрих V умер, прожив лишь половину того срока, какой Господь Бог обычно назначает человеку. Это был один из храбрейших рыцарей своего времени, однако слишком властолюбивый, заносчивый и высокомерный.

Едва герцог Бедфорт успел отдать Генриху последние почести, как прибывший из Парижа посланец принес известие о том, что его уже ожидают на других похоронах: умер французский король Карл VI.

Несчастный безумец отдал Богу душу 22 октября 1422 года. В свой последний час он был так же печален и одинок, как и всю жизнь. Рядом с ним не было ни королевы Изабеллы, ни дофина Карла, ни кого-нибудь из пятерых еще остававшихся после него детей; не было при нем и принцев его семьи: герцог Беррийский умер, герцоги Орлеанский, Бурбонский и Бретонский находились в плену, герцог Бургундский не осмеливался принять последний вздох того, чье королевство он бессовестно продал. Не было возле него ни единого друга!.. Междоусобица развеяла их или увела к дофину. Когда в последний, смертный час, в тот час, коща разум, прежде чем навсегда нас покинуть, обретает всю свою силу, подобно лампе, что вспыхивает ярким пламенем перед тем, как погаснуть вовсе, — коща в этот час немощный король обрел на время рассудок, зрение и дар речи и, бледный и умирающий, опершись на постель, поднялся и в ветхой и мрачной зале стал искать вокруг себя, на ком бы остановить свой последний взгляд, кому бы сказать последнее прости, он увидел лишь безучастные лица канцлера и камергера, стоявших у его смертного одра по велению служебного долга. Тогда он с глубоким вздохом снова лег, так и не произнеся тех последних слов, что утешают человека в его смертных муках, и закрыл глаза. Ибо только закрыв их, Карл вновь видел перед собою румяное лицо своего юного наследника, который — он был в этом уверен — сердцем не покинул отца, и лицо юной Одетты, преданной королю девушки, чья нежность, если не любовь, принесла ему чуточку счастья. Так, за неимением близких людей, Бог послал к его ложу двух добрых ангелов, чтобы помочь несчастному старику умереть, не изведав хулы и отчаяния. Люди же, которые при нем находились, были столь безучастны, что, хотя они и заметили, что король умер, сказать, в котором часу душа его разлучилась с многострадальным телом, они бы не смогли.

Царствование короля Карла VI, царствование в нашей истории единственное и необычайное, отмеченное безумием монарха, прошедшее под знаком двух сверхъестественных видений — старика в лесу у Ле Мана и юной пастушки из Домреми, — было для Франции одним из самых злополучных, а между тем смерть этого государя вызвала глубочайшую скорбь; имя Благословенный, данное ему народом, утвердилось за Карлом VI более прочно, чем прозвание Безумный, которое дали ему вельможи. Насколько неблагодарна была к нему его семья, настолько же верным остался ему народ: в молодости он покорял всех мужеством и приветливостью; в старости пробудил всеобщее сочувствие своей жалкой, печальной участью. Всякий раз, когда недуг ненадолго отступал, король брал государственные дела в свои руки, и народ сразу же чувствовал его заботу. Он был словно солнце, время от времени светившее сквозь мрачные тучи, и сколь бы слабы ни были его лучи, они радовали души французов.

На другой день после смерти Карла VI пышные королевские почести, которыми не слишком баловали его при жизни, были возданы ему покойному. Тело короля положили в свинцовый гроб, рыцари и оруженосцы перенесли его в церковь дворца Сен-Поль, где при горящих свечах оно стояло двадцать дней до возвращения герцога Бедфорта, и двадцать дней в церкви служили обедни, как это делали при жизни короля. Монахи четырех нищенствующих парижских орденов ежедневно приходили совершать богослужения, и каждый мог свободно войти в церковь и помолиться у гроба.