Изабелла, или Тайны Мадридского двора. Том 1
Шрифт:
Когда настала полночь, Аццо, который предчувствовал намерение Цирры, отнес своих родителей к Гуадарамскому озеру. Там на дне его, среди бесчисленных мужчин и женщин их племени, должны они были покоиться вечным сном.
Аццо видел, как рассеивались остатки его орды, но он не обращал на это внимания. Душа его вся была занята только белой женщиной, которая после долгого спокойного сна пробудила в нем, наконец, надежду сберечь ее. С трогательной заботой просиживал он над ней ночи, осторожно покрывая ее теплыми одеялам и, наконец, заметил, к несказанной своей радости, что Энрика была спасена. Она открыла свои прекрасные
— Останься, Франциско! — прошептала она. Потом она выпрямилась и с удивлением посмотрела
вокруг себя. Сон исчез. Возле нее сидел цыган, не спуская с нее своих огненных взоров. Теперь только начала она припоминать все случившееся.
Энрика протянула руку счастливому Аццо, как бы благодаря его за помощь и попечение о ней, но потом она дико оглянулась, ища что-то, и губы ее задрожали.
Аццо заметил это и постарался утешить ее, иначе выздоравливающая легко могла впасть снова в страшную горячку.
— Я не смел оставить тебя, белая женщина, но теперь я пойду за твоим ребенком! Будь спокойна и терпелива, я сделаю все, что ты потребуешь!
— Так принеси же мне моего ребенка, отыщи его, я хочу его видеть!
Энрика чувствовала такую слабость и изнеможение после болезни, что скоро опять крепко заснула. Аццо принес подкрепляющий напиток и попробовал постепенно приготовить ее к тому, что он нигде не мог найти ее ребенка.
— Жозэ похитил его, — воскликнула она, хватаясь руками за Аццо, — спаси меня от него, спаси моего ребенка, ради всех святых!
— Аццо будет защищать тебя ценой своей жизни и отыщет твоего ребенка, но сперва пойдем со мной к горе Оре, там у меня есть неотложное дело! С помощью богатств, которые я там найду, мы преодолеем все препятствия, и я все положу к ногам твоим, чтобы ты подарила меня радостным взглядом твоим ясных очей!
— Я должна отыскать Франциско, Франциско поможет нам! — шептала Энрика, медленно отправляясь в путь вместе с Аццо. — Обещай мне, что ты проведешь меня к моему Франциско! Ведь ты говоришь, что любишь меня, ты ухаживал за мной, спас мне жизнь, так доверши свое доброе дело и найди мне Франциско! Я прокляну тебя, если ты, сохранив мне жизнь, будешь держать меня вдали от него. У меня одна мысль, одно стремление — найти его, и если ты откажешь мне в этом, то лучше бы мне погибнуть! Обещай мне, благородный Аццо, что ты до конца исполнишь свое доброе дело, что ты во всем поможешь мне, бездомной, и ты приведешь меня в объятия моего Франциско Серрано.
Аццо печально слушал трогательные, умоляющие слова прекрасной Энрики и убедился, что пока Франциско будет жив, ему не добиться ее любви. И все-таки Аццо во что бы то ни стало хотел назвать белую женщину своей! Он надеялся, что если ему удастся убить Франциско, то Энрика забудет своего прежнего друга и согласится принадлежать ему!.. Но убить его он должен будет тайно, потому что если Энрика узнает, тогда будет потеряна всякая надежда на ее взаимность.
— Хорошо, — сказал, наконец, Аццо, — я буду искать с тобой Франциско Серрано, потому что ты любишь его! Я заглушу боль в моем сердце и забуду, что мысли Энрики принадлежат другому, но одно пусть обещает мне белая женщина, — прибавил он с мрачным сверкающим взором. Лицо его дрожало, полное страстной любви.
— О добрый, благородный Аццо! — в восторге воскликнула Энрика. —
— Только одно обещай мне, белая женщина! Ты должна будешь идти со мной, куда я тебя поведу, будешь носить одежду, которую я принесу тебе и будешь принадлежать мне, если твоего Франциско Серрано нет более в живых!
Энрика в ужасе остановилась.
— Что ты говоришь, Аццо? Если моего Франциско нет более в живых?
— Тогда ты должна принадлежать мне! — повторил пламенный сын чужой земли.
— О, Пресвятая Дева поможет мне, — прошептала Энрика, подымая взоры к нему, — я увижусь опять с Франциско! Я найду своего ребенка!
— Обещаешь ли ты мне, что я от тебя требовал?
— Обещаю! Помоги только найти Франциско и мое маленькое сокровище!
Глаза Аццо загорелись горячей любовью. — Так пойдем на Ору, а оттуда в Мадрид! — воскликнул он.
КАРНАВАЛ
С наступлением 1844 года при мадридском дворе начали устраиваться блестящие празднества.
Молодой, но уже отживший принц Франциско де Ассизи приехал из Неаполя к испанскому двору, и в его честь задавались беспрестанные балы и банкеты, стоившие огромных денег. Говорили, что молодой Бурбон имеет намерение посвататься за свою родственницу, прелестную королеву Изабеллу.
Мария Кристина, находившаяся под влиянием патера Маттео, который до своего приезда в Мадрид играл немаловажную роль при неаполитанском дворе и был горячим поклонником принца Франциско, была согласна на этот брак. Супруг королевы-матери, герцог Рианцарес, тоже подал свой голос в пользу этого плана, хотя наружность принца ему очень не нравилась.
И действительно, маленькая, жиденькая фигурка принца Ассизи напоминала куклу своей миниатюрностью. Черты лица его были правильные, красивые, но зато цвет кожи был грязно-желтый, щеки блеклые, а глаза так безжизненны, что неприятно было смотреть на молодого принца, уже совсем отжившего, одряхлевшего.
То же самое было и с его умственными способностями. Весь его интерес сосредоточивался на охоте и на молитве.
Когда принц Франциско был представлен молодой королеве Изабелле, он не мог даже поддержать разговора, и живая, словоохотливая королева, наконец, обратилась к Олоцаге и к Серрано, стоявшим тут же поблизости. Скоро она разговорилась с ними так оживленно, что Мария Кристина сжалилась над принцем и завела с ним беседу о их общей родине. После ухода гостей она спросила молодую королеву, отчего она так мало разговаривала с принцем. Изабелла расхохоталась и отвечала:
— Да ведь принц пищит, а не говорит. Такого голоса я еще не встречала ни у одного мужчины! Я отвернулась поскорее, чтобы не расхохотаться ему в лицо! Хоть бы умел извлекать возможную выгоду из этого забавного голоса, но ведь из него надо вытягивать слова — это уже не смешно, это скучно.
Изабелла была права. Голос принца Франциско был так высок, так неестествен для мужчины, что нельзя было слышать его без удивления и выносить его разговор.
В сравнении с дворянами королевской гвардии он играл весьма печальную роль, а потому никто не обвинил бы молодую королеву, что она охотнее разговаривала с ними, чем со своим скучным неаполитанским кузеном.