Изабелла, или Тайны Мадридского двора. Том 1
Шрифт:
Одно из несчастных детей вдруг закричало таким жалобным, бессильным голосом, такие раздирающие, глухие звуки вырвались из груди его, что сердце разорвалось от тоски. Но одноглазая старуха не спешила к нему на помощь, только дальше надвинула одеяло на плачущего ребенка, чтоб заглушить под ним его крик.
— Этот мальчик донны Эльпардос. Говорят, что могущественный доминиканец, патер Маттео, его отец; прекрасная донна Эльпардос двора Марии Кристины очень благоволит ко всем этим набожным господам, да и немудрено: ей таким образом отпускаются грехи, прежде чем она успеет совершить их! Ну, донна Эльпардос, сегодня
Она только что хотела подойти опять к свету лампы, чтоб полюбоваться червонцами и пересчитать их, как вдруг ей послышался плеск воды. Она прислушалась, потом осторожно и ловко опустила золото опять в кошелек и поспешно сунула его в глубокую щель возле камина.
— Это удары весел, гости опять являются ко мне. Всем им нужна старая Непардо.
Действительно, к хижине приближались чьи-то шаги, по всей вероятности, шаги какой-нибудь донны, а вскоре можно было расслышать и шум ее платья. Старуха исподлобья посмотрела на дверь своей хижины и пошла навстречу к гостье, которая в эту минуту показалась на дворе и быстро подходила к порогу, неся что-то завернутое на руках. Она была закутана в длинную широкую мантилью темного цвета и низко опустила вуаль на лицо, так что поставщица ангелов не могла разглядеть его. Но она тотчас же заметила, что имела дело со знатной, еще молодой донной, и костлявые пальцы ее уже сжимались при мысли о новом золоте.
— Мария Непардо, богатая и могущественная донна желает поговорить с вами! — прошептала покрытая вуалью незнакомка.
— Да хранит вас Господь, благородная донна! Вы можете говорить, никто вас не услышит, и не помешает вам, здесь на острове никого нет, кроме меня и этих прелестных малюток! — сказала одноглазая с приветливой улыбкой и повела незнакомку к одному из соломенных стульев, притворив за ней дверь.
Донна слегка открыла мантилью и вуаль, лишь на столько, что можно было разглядеть ее стройную фигуру и удивительно нежный цвет кожи.
— Если на вас можно понадеяться и если вы не будете болтать, то я золотом заплачу за вашу услугу!
Вот, возьмите это и внимательно слушайте, что я вам буду говорить! — сказала незнакомка ледяным тоном, по которому было понятно, что она привыкла повелевать.
Одноглазая отвратительно засмеялась и дрожащими от волнения руками приняла щедрый денежный подарок.
— Приказывайте, что вы желаете, высокая донна, старая Непардо исполнит! О как вы милостивы, вы уже узнали, что старая пустынница голодает и терпит нужду! Что вас тревожит, откройте мне ваше сердце, скажите мне ваши желания, ваше имя, старая Непардо молчалива, как могила!
— Так слушайте! Ребенок, которого я держу тут под мантильей, девочка…
— Я должна взять ее на воспитание? О милая, прелестная малютка! — сказала старуха, хватая маленькое существо. — Дайте мне ее!
— Этот ребенок в высшей степени мне дорог, Мария Непардо, я поручаю его твоим заботам! Но не для того, чтоб его постигла такая же участь, как этих детей, что вот там полумертвые лежат на соломе, а для того, чтобы ты здесь, вдали от света, воспитала его для меня! Горе тебе, если ты объявишь мне, что он улетел к ангелам, когда я захочу взять его от тебя! Берегись, если ты не будешь беречь его, как зеницу ока и не вырастишь его для меня! Но если ты исполнишь мое приказание, то получишь богатую награду за все твои труды и попечения!
— Исполню, исполню, высокая донна! Девочка эта дорога вам, и когда вы возьмете ее от меня, то порадуетесь, какая она будет здоровенькая! — уверяла старуха.
— Сама ли я возьму ее, этого я еще не знаю, — продолжала гостья, — только вот что заметь еще. Хорошенько заметь, Мария Непардо! Видишь ли ты это кольцо, не забудь его, гляди на него подольше, пока оно не врежется в твоей памяти… изумруд с бриллиантами вокруг, а на изумруде корона с вензелем Q.
— Корона с вензелем Q! — с изумлением повторила одноглазая старуха и поклонилась в знак почтения: теперь только она узнала, что имела дело с очень высокопоставленной донной, чего доброго с королевой.
— Кто бы ни принес тебе это кольцо, пусть это служит тебе знаком, что я никогда более не желаю видеть ребенка… ты понимаешь меня…
— О, совершенно! Положитесь на меня во всем, старая Непардо исполнит вашу волю, высокая донна, однако… как зовут эту малютку?
— Назови ее Марией, Марией-Энрикой! Но обыкновенно зови ее Марией, я так приказываю тебе; имя ее отца тебе незачем знать, для тебя имеет важность только мое желание и кольцо, которое я тебе показала. Не забудь же: изумруд с короной.
— И с вензелем, — добавила старуха, — память моя еще свежа, высокая донна.
Незнакомка отдернула покрывало с ребенка, которого она вручила одноглазой Непардо, взглянула на прелестную девочку, смотревшую ей прямо в лицо своими большими невинными глазами, потом плотнее завернулась в мантилью и пошла к двери хижины.
— До свидания, Мария Непардо, — сказала она своим ледяным, сухим голосом, в знак прощания махнула прекрасной, точно выточенной из мрамора рукой и спешно переступила через порог. Одноглазая хозяйка, и без того уже сгорбленная от старости, не переставала низко кланяться ей и провожала ее до двери.
— Останьтесь! — приказала прекрасная донна, не желавшая, чтобы поставщица ангелов наблюдала за ней.
Луна ярко освещала высокую прекрасную фигуру незнакомки, поспешно шедшей к берегу. Воздух в хижине был так удушлив и так пропитан зловонием, что теперь она захотела на минуту откинуть свою вуаль и вдохнуть в себя свежую прохладу. Она оглянулась назад, но старуха вошла уже в хижину. Тогда она подняла вуаль и лунный свет через пальмовые вершины упал на прекрасное холодное, мраморное лицо Аи. Она казалась так пленительна, что легко можно было поверить ее прежней жизни среди королей.
— Графиня генуэзская, заклейменная железом палача, всех вас заберет под свою власть! — прошептала она чуть слышно, снова опустила вуаль и быстро подошла к гондоле, в которой должна была возвратиться на берег.
ЭНРИКА И АЦЦО
Вту ночь, когда цыгане с плачем и с песнями, так странно и чуждо звучавшими, хоронили своих убитых, Аццо, полный тревоги, стоял на коленях возле белой женщины, не приходившей еще в себя после страха, испытанного ею. Лицо Энрики раскраснелось и пылало от жара, рот передергивало судорогами, так что Аццо, в испуге и беспокойстве, не сводил с нее глаз. Он прохлаждал ей лоб водой, и по каплям смачивая ей сухой язык питьем, которое опытная цыганка сварила для прекрасной белой женщины.