Изабелла, или Тайны Мадридского двора. Том 1

Борн Георг Фюльборн

Молодая королева, слушая рассказ с возрастающим волнением и тревогой, подошла ближе к негру.

— Он завтра умрет… Дон Серрано тоже попал в эту западню?

— В сражении он был спасен, пуля ударилась об маленькую икону на его груди, а теперь он погибнет! — говорил негр.

— Мой амулет! Благодарю тебя, Матерь Божия! — сказала королева и быстро кивнула адъютанту, отошедшему в глубину комнаты. — Сию минуту прикажите дать этому верному слуге роту улан с лучшими лошадьми и сообщите мне, что они получат от меня тысячу золотых дублонов, если до рассвета будут в той гостинице,

которую им укажет проводник! А ты проси себе какой хочешь милости и тогда поезжай, лети во весь дух, чтоб подать помощь этим дворянам! — сказала королева негру.

— Гектор просит хорошей лошади. Та, на которой он прискакал сюда, пала!

Изабелла одобрительно улыбнулась ему.

— Дайте ему самую породистую лошадь из моей конюшни, — приказала она, — если ты приедешь сюда с этими дворянами, то получишь от меня богатую награду. Изабелла не забудет тебя!

Гектор поцеловал тяжелое шелковое платье королевы, вскочил и с быстротой молнии скрылся в большой зале. Со двора раздавался шум приготовлявшихся к отъезду всадников. Обещанная награда произвела желаемое действие, и через несколько минут уланы помчались под предводительством негра.

Молодая королева беспокойно ходила взад и вперед по своему кабинету, терзаемая то страхом, то надеждой. В сердце ее все более и более созревала любовь к красивому храброму дворянину, за которого она теперь в первый раз испугалась. Дуэнья Марита несколько раз отворяла портьеру, чтобы посмотреть, не вошла ли уже молодая королева в свой будуар. Изабелла этого не замечала, она отворила окно и часто смотрела на улицу, прислушиваясь. Она жаждала узнать, спасен ли Франциско Серрано, и беспрестанно боялась увидеть нового всадника с ужасным известием, что он погиб. Все было тихо, только караульные монотонно шагали взад и вперед. Чем дальше, тем больше возрастало беспокойство прекрасной королевы. Впервые она проводила ночь с тяжелой заботой, с сильно бьющимся сердцем, не преклонив голову на свои шелковые подушки, обшитые дорогими кружевами, над которыми золотая корона поддерживала богато вышитый занавес.

Франциско Серрано не подозревал, что о нем молилась королева, что из страха за него она не смыкала глаз.

Когда в глухом трактире внезапно погасла свечка, Серрано почувствовал, что из-под его ног выдернули доски пола и он полетел вниз.

Франциско не успел даже громко вскрикнуть, чтобы дать знать своим друзьям о внезапном несчастье. Если б он и закричал, то вряд ли бы они услышали его. Он только испустил легкий крик удивления, когда пол вдруг исчез под его ногами. Он упал в узкое темное пространство, похожее на колодец. Злоба на изменников давила его. В бессильном бешенстве он попробовал освободиться из мрачной тюрьмы.

— Черт побери! Этот подлипала хозяин действует заодно с мерзавцами карлистами! — сказал Франциско. — Хоть бы откуда-нибудь добыть мне света в эту мышиную нору, куда меня заманили негодяи! Доски пола выдернул из-под меня Лопец из своей комнаты, теперь я все понимаю! От меня избавились, и теперь я спокойно должен смотреть, как этих негодяев освободят, как их выпустят на все четыре стороны, а меня осмеют. Прим и Олоцага спят наверху, не подозревая ничего дурного, и мой голос не донесется до них.

Серрано руками ощупал все углы подземелья, чтобы узнать, где он находился и не было ли какого-нибудь выхода из этой тюрьмы. Стены и пол круглого подземелья были сыры и гладки. Без сомнения, здесь когда-то был резервуар для воды, как это часто делают в маловодной Испании, чтобы всегда иметь под руками свежую воду, с трудом доставаемую. Франциско уперся об отвесную стену колодца и, упираясь ногами в другую стену, попробовал вскарабкаться наверх, но он каждый раз с ругательством обрывался и опять падал в глубину.

Вдруг луч света проник к нему и позволил ему разглядеть отвратительные зеленые стены и пол подземелья. При свете луча, упавшего к нему сквозь маленькое отверстие, Франциско увидел, что доски наверху опять были задвинуты, так что совершенно спокойно и без страха можно было ходить над его головой.

И действительно, в эту самую минуту кто-то ступил на мост, казавшийся сверху безопасным, и направился к комнате пленных — это был Лопец.

— Ах ты, негодный обманщик! — закричал Серрано изо всей силы, выхватил шпагу и попробовал кольнуть ею толстого, тихо и хрипло смеявшегося приверженца карлистов, но шпага его оказалась короткой.

— Ах ты лгун, мерзавец! — воскликнул Серрано, — лицемерный злодей! Я тебя убью, если ты меня не выпустишь!

— Что это, никак там кто-то говорит? — отвечал Лопец, притворяясь, будто ему вовсе неизвестно, где Серрано.

— Постой, бездельник! Ты хочешь освободить кар-листов, но ты забываешь, что ключ у меня с собой! Ну, что же ты, отвори дверь, коварная бестия! Ты должен будешь разломать ее, а тогда мои товарищи наверное проснутся, если только они не спят как медведи! Прим, Олоцага! — закричал Серрано что только было у него сил. — Топете! Неужели вы все спите?

— Они все прихлебнули винца, а с вина они спят так крепко, что мы можем взять их из-под одеял и унести! — пробормотал, смеясь, толстый Лопец.

Серрано слышал, как он разговаривал и советовался с пленными, и должен был допустить, чтоб они сломали дверь, не будучи в состоянии помешать им.

Как ни был осторожен Лопец, глухой стук долетел до Серрано, затем послышались тихие шаги освобожденных и, наконец, снова наступила темнота.

Три офицера беззаботно спали в своих комнатах и не подозревали, что происходило внизу.

Было уже около полуночи, когда Олоцага вдруг проснулся от своего крепкого сна и привстал с постели. Ему показалось, что до него глухо и слабо доносился такой звук, как будто бы кололи дерево; он напряженно прислушался — неужели это сон?

Глубокая тишина царствовала в темной комнате. Огонь в камине погас, и, должно быть, вследствие этого, было чадно. Олоцага почувствовал глухую головную боль. Тут только он вспомнил, что каждому из них была дана отдельная комната. Вечером ему это не бросилось в глаза, а теперь, когда проснулся ночью и увидел, что он совершенно один в незнакомом уединенном доме, ему пришло в голову, не с намерением ли это было сделано?