Избирательный долг
Шрифт:
В голове у Малинина тут же созрел план повышения по службе. Он уже видел майорские звезды на своих погонах, просторный кабинет в столице региона Снежске, служебную машину и очаровательную подругу с крутыми бедрами и высокой грудью, которую милицейская форма делает еще более привлекательной и соблазнительной. Чтобы мечта стала явью, оставалось только расколоть сидевшего перед ним полудурка. Но тот пока ни в чем признаваться не хотел, юлил и явно старался выиграть время. Кулак так и зудел, так и просился в бой, но Малинин вовремя вспомнил, что имеет дело с выборами, вокруг которых вечно крутится всякая юридически подкованная шушера.
Один раз капитану довелось столкнуться с некими подозрительными личностями, величавшими себя правозащитниками, когда он по ошибке во время допроса выбил два зуба парню, подозревавшемуся в угоне автомобиля. Ошибка заключалась
Дело об угоне закрыли, а беззубого парня отпустили. После того случая Малинину пришлось нелегко, так как язык у парня оказался здоровым. Молчать он не стал, пожаловался в местную газету, и в Уреченск примчались из столицы целых четыре мужика с жидкими, как у старого козла, бороденками. Больше всего Малинину запомнилось то, что вели они себя беспардонно, без конца сыпали юридическими терминами, картавили и плевались во время разговора, для пущей убедительности то и дело театрально отставляя в сторону ножку в замызганном, тяжелом и вечно нечищеном ботинке неизвестного фасона.
Бородачи не успокоились до тех пор, пока полковник Герасимов не попарил их в баньке под хорошую закуску и не угостил местными проститутками, которых по такому случаю отбирал лично. Малинину повезло: он отделался мздой в десять тысяч у. е., которые с обливающимся кровью сердцем переложил из своего сейфа в потертый портфель одного из бородачей. Довольные «правозащитники» с чувством выполненного долга удалились из Уреченска, сразу забыв о парне, которому тем же вечером неизвестные в подворотне выбили еще два зуба, попутно серьезно повредив челюсть и ребра. Поговаривают, что один из неизвестных подозрительно был похож на капитана Малинина, а второй – на его младшего брата, вожака небольшой местной банды Ваньку-Малину. Впрочем, дальше слухов подозрения не пошли, так как в Уреченске был только один стоматолог, да и тот брал очень дорого за свои услуги.
Однако с тех пор капитан Малинин зарекся лупить подозреваемых в своем кабинете, и практиковал иные способы допроса, постепенно выработав собственную систему, которой очень гордился и даже собирался ее запатентовать. Заключалась она в психологическом воздействии на сознание допрашиваемого. Из зарубежных фильмов Малинин почерпнул, что лучше всего при допросе действует тактика «злой полицейский – добрый полицейский». Малинин пошел еще дальше, и применял эту тактику в одиночку, попеременно играя то «злого», то «доброго» следователя. По его мнению, после часа такого допроса подозреваемый оказывался на грани сумасшествия и ради того, чтобы избавить себя от дальнейших психических мук, готов был признаться в чем угодно, лишь бы его оставили в покое, пусть даже и в тюрьме. До сих пор ему попадались адекватные субъекты, которые вели себя точно так, как того добивался Малинин. Но Шума был слеплен из другого теста. Поэтому на нем капитан решил перепробовать все свои коронные приемы, справедливо полагая, что какой-нибудь да подойдет. Мысленно поздравив себя с удачно найденным решением, капитан неожиданно грохнул кулаком по столу, так, что на нем подскочила и жалобно звякнула ложечкой пустая дешевая чашка китайского производства.
– Отпираться вздумал?! – заорал он, вскочив со стула так резко, словно его подбросила вверх тугая пружина. – Ты у меня, падла, сейчас узнаешь, как отпираться! Я тебе мозги вправлю. Век будешь меня помнить, на нарах сгною, до конца жизни баланду будешь хлебать, урод! Ты меня понял?!
– Прекрасно понял, – кротко кивнул головой Шума, безмятежно закинув ногу на ногу и вновь спокойно скрестив руки на груди. – Сейчас я, падла, узнаю, как отпираться. Потом буду хлебать баланду, урод, и гнить на нарах. Я ничего не упустил? А-а, вы же еще обещали вправить мне мозги, за что я буду век вас помнить! Простите, гражданин начальник, вечно что-нибудь упускаю. Скажите, а долго мне надо гнить на нарах и хлебать баланду? А то батяня всыплет мне по первое число, если я не вернусь ко вторнику. По вторникам мы с ним собираем металлолом на заводской свалке. А по средам макулатуру и пустые бутылки…
– Молчать!!!!!!! – от волнения Малинин побледнел и перешел на фальцет. – Вопросы тут задаю я!!!
– Знаете, мне очень нравится ваш метод ведения допроса, – похвалил смотревший на него с восторгом Шума. – Когда со мной разговаривают спокойно, я не всегда сразу понимаю, что мне хотят сказать. Помню, наша учительница пения в пятом классе долго не могла вбить мне в голову, что существует семь нот. Вот если бы она на меня сразу наорала, я бы понял что к чему. К сожалению, она была очень вежливым и тактичным человеком, и никогда не повышала голос. Наверное, поэтому ее бросил муж. Помню, я все уверял ее, что нот гораздо больше, потому что когда мы поем, то используем все буквы алфавита. А они ведь звучат по-разному! Получается, что на каждую букву должна приходиться своя нота. Мы с ней спорили целый год. До сих пор не знаю, кто бы из нас победил. В конце учебного года учительницу прямо из класса увезли в больницу с сердечным приступом. Ей стало плохо после того, как я сказал, что Баха звали Иван Степанович. Меня потом за это чуть из школы не выгнали, хотя до сих пор не пойму, в чем я провинился. Баха действительно звали Иван Степанович. Он жил через три дома от нас, тоже удивительно вежливый, скромный и справедливый был человек. Правда, жена от него не уходила, терпела как-то. Зато он все мечтал в Израиль уехать. Помню, если уж даст пинка, то обязательно за дело. А потом еще за ухо к матери приведет и извинится за то, что принял участие в воспитании ее сына. Золотой был человек. Наверное, жил бы до сих пор, если бы однажды не вздумал отремонтировать крышу своего дома. Батяня еще советовал ему протрезветь, прежде чем туда лезть. Бах не послушался и полез. А незадолго до того прошел дождь. Крыша оказалась скользкой. Бах скатился с нее и упал. К счастью, он всего лишь сломал себе ногу.
– Ты же сказал, что он умер, – прорычал Малинин, совершенно потерявший нить разговора и смотревший на Шуму обалдевшим взглядом.
– Да, умер, еще как умер, – с выражением полнейшей серьезности на лице согласился Шума. – Просто Баху не повезло, потому что в больницу он попал в какой-то праздник. Врачи так «напраздновались», что что-то там перепутали, и вместо того, чтобы наложить гипс на ногу, сделали ему операцию на аппендиците. Пока заживал аппендицит, нога срослась неправильно, и целый год Бах не выходил из дома. Ничего ему не помогало. Врачи уже хотели отрезать ногу, чтобы больше с ним не мучиться и не ломать голову из-за диагноза, но соседка, баба Нюра, вовремя нашла костоправа. Тот сначала снова сломал Баху ногу, а потом каким-то образом ее собрал. Через неделю от перелома и следа не осталось! На радостях Бах напился и заявил, что отныне будет жить только в свое удовольствие. Жаль, только пожил в удовольствие недолго, потому что через два дня его застрелили.
– Как застрелили? – упавшим голосом переспросил Малинин, не ожидавший такого поворота истории. – У него же был перелом, потому что он упал? Или я ошибаюсь?..
– Упал он до того, как его застрелили, хотя, конечно, я вас понимаю – куда логичнее было бы, если бы он упал после того, как его застрелили, – пояснил Шума. – К сожалению, жизнь диктует нам правила, а не мы ей. Но что поделать, ведь жизнь вечна, а мы – временны, поэтому с ней надо считаться. Она, как говорит мой батяня, монополист на рынке судеб. Бедняга Бах над этим не задумывался и погиб на охоте. Какой-то идиот принял его за кабана, хотя Бах совсем не был похож на кабана. Наоборот, после болезни он был тощий, как дистрофик. Помню, тогда еще все удивлялись, как тот кретин вообще в него попал. Наверное, был снайпером в армии. А может, просто повезло.
– Непреднамеренное убийство… – машинально отметил Малинин.
– Во-во, и тот охотник так на суде говорил, да только ему впаяли на полную катушку. Сел за решетку, как миленький.
– Ну это понятно, человека же убил…
– Да нет, его за браконьерство осудили. Он Баха, оказывается, в заповеднике убил, а там стрелять запрещено.
– Ты что, издеваешься надо мной? – побагровел еще секунду назад смертельно бледный Малинин, рывком ослабил галстук и трясущейся рукой расстегнул две пуговицы на вороте рубашки. – Что за чушь ты тут несешь?