Избранная
Шрифт:
Я хватаю тост с тарелки на середине стола и начинаю с чрезмерным усердием намазывать его маслом. Я чувствую, что веду себя по-идиотски, но не могу остановиться. Это все равно что перестать дышать.
Затем он входит. Его волосы стали короче и кажутся более темными, почти черными. До меня доходит, что они пострижены коротко, как у альтруистов. Я улыбаюсь ему и поднимаю руку, чтобы подозвать к нашему столу, но он садится рядом с Зиком и даже не смотрит в мою сторону, так что руку приходится опустить.
Я смотрю на свой тост. Теперь
— Что-то случилось? — спрашивает Юрайя с набитым хлебом ртом.
Я качаю головой и откусываю кусочек. А на что я рассчитывала? То, что мы целовались, еще не значит, что все изменится. Возможно, он передумал, и я ему больше не нравлюсь. Возможно, он считает, что наши поцелуи были ошибкой.
— Сегодня день пейзажа страха, — замечает Уилл. — Как по-вашему, мы увидим свои собственные пейзажи страха?
— Нет. — Юрайя качает головой. — Вы пройдете через пейзаж одного из инструкторов. Мне брат рассказал.
— О-о-о, какого инструктора? — внезапно оживляется Кристина.
— Слушай, это правда нечестно, что у вас есть инсайдерская информация, а у нас нет. — Уилл сердито смотрит на Юрайю.
— Можно подумать, ты не воспользовался бы преимуществом при случае, — возражает Юрайя.
Кристина не обращает на них внимания.
— Надеюсь, это пейзаж Четыре.
— Почему? — спрашиваю я.
Вопрос выходит на редкость скептическим. Я прикусываю губу и жалею о том, что он вырвался.
— Похоже, у кого-то изменилось настроение. — Она закатывает глаза. — Неужели ты не хочешь узнать его страхи? Он ведет себя так жестко, что, наверное, боится зефира, чрезмерно ярких восходов и так далее. Сверхкомпенсация.
Я качаю головой.
— Это будет не его пейзаж.
— Откуда ты знаешь?
— Просто предполагаю.
Я помню отца Тобиаса в его пейзаже страха. Он никому не позволит это увидеть. Я смотрю на него. На мгновение он переводит взгляд на меня. Его глаза равнодушны. Затем он отворачивается.
Лорен, инструктор неофитов-лихачей, стоит, уперев руки в бедра, у зала пейзажа страха.
— Два года назад, — говорит она, — я боялась пауков, удушения, стен, которые медленно сдвигаются, превращаясь в ловушку, изгнания из Лихости, неудержимого кровотечения, падения под поезд, смерти отца, публичного унижения и похищения людьми без лица.
Все тупо смотрят на нее.
— Большинство из вас встретят в своих пейзажах от десяти до пятнадцати страхов. Это среднее количество, — продолжает она.
— А какое самое малое известное количество? — спрашивает Линн.
— За последние годы — четыре, — отвечает Лорен.
Я не смотрела на Тобиаса с тех пор, как мы были в столовой, но невольно смотрю на него сейчас. Он не поднимает глаз от пола. Я знала, что четыре — малое количество, достаточно малое, чтобы стать прозвищем, но не знала, что это более чем вдвое ниже среднего.
Я опускаю взгляд себе на ноги. Он исключительный. И теперь
— Сегодня вы не узнаете своего количества, — сообщает Лорен. — Симуляция настроена на программу моего пейзажа страха, так что вы испытаете мои страхи вместо собственных.
Я бросаю на Кристину торжествующий взгляд. Я была права: мы не пройдем через пейзаж Четыре.
— В целях данного упражнения, однако, каждый из вас столкнется только с одним из моих страхов, чтобы понять, как работает симуляция.
Лорен выбирает нас в случайном порядке и назначает нам страхи. Я стояла позади, так что пойду одной из последних. Мне выпадает страх похищения.
Я не могу наблюдать за симуляцией, поскольку не подключена к компьютеру, только за реакцией людей на нее. Это лучший способ отвлечься от одержимости Тобиасом — сжимать кулаки, когда Уилл смахивает невидимых пауков и Юрайя упирает ладони в незримые стены, ухмыляться, когда Питер становится ярко-красным от «публичного унижения», чем бы оно ни было. Затем наступает моя очередь.
Испытание будет не из легких, но я не тревожусь, когда Лорен вонзает мне в шею иглу, поскольку до сих пор могла манипулировать любыми симуляциями, не только этой, и уже прошла через пейзаж Тобиаса.
Затем обстановка меняется, и начинается похищение. Пол под ногами превращается в траву, и чьи-то руки хватают меня за плечи, зажимают рот. Слишком темно, и ничего не видно.
Я стою рядом с пропастью. Слышу рев воды. Кричу в руку, которая зажимает мне рот, и пытаюсь вырваться, но руки, которые держат меня, слишком сильные; мои похитители слишком сильные. В голове вспыхивает образ, как я падаю в темноту, — тот же образ, который преследует меня в ночных кошмарах. Я снова кричу; кричу до тех пор, пока горло не начинает болеть, и жаркие слезы брызжут из глаз.
Я знала, что они вернутся за мной, знала, что они попробуют снова. Первого раза было недостаточно. Я снова кричу… не зову на помощь, ведь никто не поможет, а просто кричу, как любой, кого ждет неминуемая смерть.
— Хватит, — произносит суровый голос.
Руки исчезают, и загорается свет. Я стою на бетонном полу в комнате пейзажа страха. Я дрожу всем телом и падаю на колени, прижимая ладони к лицу. Я только что провалилась. Утратила последние остатки логики, здравого смысла. Страх Лорен превратился в мой собственный.
И все видели меня. Тобиас видел меня.
Я слышу шаги. Тобиас подлетает ко мне и рывком поднимает на ноги.
— Это что еще за чертовщина, Сухарь?
— Я… — Мои вдохи и выдохи переходят в икоту. — Я не…
— Соберись! Что за жалкое зрелище!
Что-то внутри меня лопается. Слезы высыхают. Жар заливает тело, вымывая слабость, и я бью Тобиаса так сильно, что костяшки пальцев горят от удара. Он глядит на меня, одна его щека красная от прилива крови, а я гляжу на него.
— Заткнись! — рявкаю я, выдергиваю у него руку и выхожу из комнаты.