Шрифт:
Давным-давно на опушке дремучего леса, который местные жители называли Боголесьем, стояла деревня. В ней жила женщина по имени Верея. Муж ее погиб, провалился зимой под лед, после этого живым его уже никто не видел. Детей у них не было, поэтому бедной Верее приходилось свои дни коротать в одиночестве.
Однажды сидя у окна, она глянула на ночное небо, где ярко светила луна и звезды мерцали, словно золотые монетки, и на нее накатила такая тоска, что она, тяжело вздохнув, проговорила:
– Ну, почему жизнь так несправедлива ко мне! Ведь вроде у меня все есть: и крыша над головой, и добра полные сундуки, да только все это мне не нужно, ведь в доме моем не зазвучит детский голосок, никто никогда не назовет меня матерью. Ах, если бы небо послало мне ребеночка, я любила бы его больше всех на свете.
Тихая одинокая слеза скатилась по ее щеке. Женщина посмотрела на небо, где на темном покрывале ночи сияла луна, и в какой-то миг ей послышался тихий плач. Словно где-то совсем близко хныкал младенец.
Она потрясла головой, чтобы отогнать навязчивое видение, но плач не прекратился. Более того, он стал еще громче.
– Ох, горе-то какое! – пробормотала Верея вслух. – Неужели я схожу с ума, и мне теперь повсюду мерещатся дети?
Женщина приоткрыла окно и прислушалась. Из-за непроглядной тьмы и осеннего холодка стало жутко.
Во дворе громко залаяла собака, но вдруг испуганно заскулила и забралась к себе в будку. Никого из людей поблизости видно не было, но до слуха явно доносился детский плач.
Верея продолжала внимательно прислушиваться, и вдруг совершенно ясно поняла – это и в самом деле кричит младенец. Выскочив на крыльцо, она пристально всматривалась в густой ночной мрак, прислушивалась к каждому шороху.
Собака во дворе завыла так жалобно, что у нее мороз по коже пробежался.
Верея поняла, что звук, который привлек ее внимание, идет из-за ограды. Нужно сказать, что дом ее стоял на краю деревни у самого леса.
– Кто там? – выкрикнула она в темноту.
В этот момент вновь послышался жалобный, словно молящий о помощи плач и сердце ее дрогнуло.
Отцепив собаку, и зажав в одной руке топор, она пошла по направлению звука. Вокруг не было слышно ни стрекота сверчков, ни кваканья лягушек, ни шелеста крыльев летучих мышей, лишь бледный диск луны, выглянувший вдруг из-за туч, освещал все вокруг.
Верея пошла в сторону опушки, где росла старая раскидистая ива, низко склоняя свои ветви над небольшим ручьем. Для удержания ствола ее корни тянулись далеко в лес, напоминая змей. Недалеко от нее на земле стояла большая корзина, из которой раздавался приглушенный крик младенца.
Вокруг не было видно ни души. Собака кинулась к корзине, но в нескольких шагах от нее замерла и покосилась на лес, громко зарычав, словно почуяв чужака.
Опасливо оглянувшись, Верея подошла к неожиданной находке и, откинув тряпицу, увидела внутри младенца. Невольно вскрикнув, она еле слышно, одними губами прошептала:
– Как же ты тут оказался?
Ответа ей никто не дал, лишь ребенок еще сильнее заплакал, заслышав голос, да ветер зашумел в верхушках деревьев. Собака стояла возле хозяйки, вытянувшись в струнку, и неподвижным взглядом всматривалась в лес. Несколько секунд женщина настороженно косилась на стену деревьев и прислушивалась к каждому шороху. Заросли вокруг выглядели жуткими и казались неприятно живыми.
Чуть помедлив, Верея взяла корзину с кричащим ребенком на руки. Младенец тут же замолчал, словно почувствовав себя в безопасности. Все это время ей казалось, что за ней из глубины леса наблюдают чьи-то внимательные глаза.
– Ко мне, Буян! – шикнула она псу, со страхом вглядываясь во тьму, затем повернулась к лесу спиной и пошла к дому.
Пса не пришлось долго уговаривать, он поспешил вслед за хозяйкой.
– Береги Мирославу, – словно кто-то выдохнул позади нее, и в голосе этом было столько боли и отчаяния, что женщина невольно вздрогнула и обернулась.
– Эй! Кто здесь? – крикнула она в темноту.
Страх липкой волной пробежался по ее телу, посылая мурашки по коже рук и между лопаток.
Ответом была тишина, лишь ветер зашелестел листьями чуть громче, чем обычно.
Дрожа от ужаса и еще сильнее прижав к себе корзину, Верея, что было сил, помчалась к дому. Лишь оказавшись на крыльце, женщина, наконец, смогла перевести дух и бросить осторожный взгляд на ночной лес, а затем поспешно скрылась за дверью.
Найденный младенец оказался девочкой с голубыми, как незабудки глазками. И была она такой ладной и складной, что Верея полюбила ее как родную, назвав Мирославой.
На самом дне корзины женщина обнаружила тонко расшитый пояс, отливающий золотом и украшенный изумрудами и жемчугами. Судорожно сглотнув, она поспешила убрать находку от чужого взгляда и, завернув в холщовую ткань, спрятала подальше – на самое дно сундука.
Шли годы, девочка росла милой и доброй, на радость людям и в утешение матери.
Раз отправилась Верея в лес и девочку с собой решила взять. Идет она, грибы, ягоды собирает, а дочка рядом крутится. То в траве кузнечика найдет, то за бабочкой побежит, и ее звонкий голосок разносится далеко вокруг.
Бывало, как закричит:
– Мама, смотри какой страшный жук!
А Верея ей с улыбкой отвечает:
– Ну, что ты, Мирославушка! Какой же он страшный? Это же стрекоза. Ты подуй на нее тихонько, она и полетит.
Девочка надула румяные щечки, вытянула в трубочку ярко-розовые губки и подула на травинку, где стрекоза сидела, и та, вспорхнув, полетела над поляной, а Мирослава звонко рассмеялась и побежала вслед за ней.
Яркие, как незабудки, глаза девочки засияли задорными огоньками. Длинные пряди белокурых шелковистых волос сбегали золотистыми кудряшками по обеим сторонам ее, словно выточенного из слоновой кости личика.