Избранница герцога
Шрифт:
— Разумеется, — ответила та.
Вильерс, отвернувшись от нее, направился к двери.
— Вы ненавистны Ему! — выкрикнула она у него за спиной. — Вы, которые возлежите в чертогах порока и тешите свой взгляд телесной красотой и блеском золота! Я должна была это сказать, и я это сказала!
— И я буду возлежать в них, пока они полны веселых красавиц, — ответил ей Вильерс.
— А я буду кричать об этом! — воскликнула миссис Бизи. — Я знаю, что врежу себе и множу стан моих врагов, но я не могу молчать.
— Сестра
— Да-да, — подхватил Вильерс. — Тем более что я намерен жениться на вашей госпоже — леди Лизетт. Тогда здесь будут мои чертоги порока. Я устроюсь здесь по-своему вкусу. И перевезу сюда всех моих шестерых незаконнорожденных детей. Ни с одной из их матерей я не был связан священными узами.
— Шесть! — Миссис Бизи едва не лопнула от переполнившего ее праведного гнева, словно перед ней был сам дьявол. — Вы дразните меня, ни один человек вашего ранга не осмелится столько раз множить свой грех перед лицом Господа! — вскричала она.
Вильерс уже начинал входить во вкус всего этого спектакля.
— Не скрипите зубами, миссис Бизи, — сказал он. — Они вам еще понадобятся.
— Вы Навуходоносор, истинный Навуходоносор, явившийся искушать меня! — вскричала она.
Ее подмастерья начали пересмеиваться между собой.
— Сестра Бизи, — снова взмолился Поппер.
— Я ухожу, — объявил Вильерс с изысканным поклоном. — Благодарю за приятное времяпрепровождение и беседу.
Поппер последовал за ним.
— Я прошу вашего снисхождения, ваша светлость, — произнес он.
Вильерс остановился.
— Какое отношение это может иметь к вам?
— Она моя сестра, ваша светлость. Нас вырастили пуританами, и это воспитание прочно засело в ее голове. Потом она вышла замуж за проповедника и совсем закоснела в своей вере. Поймите, ей некуда идти. Ее муж умер, завещав все церкви.
— Все завещал церкви?
Поппер кивнул:
— С условием, что они будут молиться за его душу по четыре раза в день. Они согласились, потому что брат Бизи успел приобрести огромное поместье. Пожалуйста, ваша светлость, я знаю, что она свирепая женщина, Но ей некуда идти.
— Я вхожу в ваше положение, — сказал Вильерс, распахивая тяжелую низкую дверь и выходя в коридор.
Они вынырнули в страшный хаос. Ойстер истерично тявкал, гоняясь за собственным хвостом. Элинор что-то кричала. Один из лакеев пытался ухватить скользкого толстого мопса, а Лизетт истерично взвизгивала на второй или третьей ступеньке снизу. Ко всему этому теперь добавились совершенно бесполезные окрики дворецкого Поппера.
— Прекратите! — рявкнул Вильерю.
Все подчинились, за исключением Элинор. Ее хлыст несколько раз просвистел в воздухе, а затем она подбоченилась.
— Уведите отсюда леди Лизетт, иначе я совершу поступок, о котором сама потом буду, а может быть, и не буду, жалеть, — процедила она сквозь зубы.
Ойстер, усевшись на задние лапы, внимательно разглядывал Вильерса, поворачивая черную мордочку то на один бок, то на другой. Его светлость, ткнув в мопса пальцем, приказал слугам унести его.
Лизетт осталась стоять, вцепившись в перила. Лицо ее было бледным. Казалось, страх парализовал ее.
— Какие пустяки, — сказал Вильерс, протягивая к ней руки и как бы приглашая в свои объятия, чем она и не преминула воспользоваться. Золотое облако ее волос приникло к его груди. Он подхватил ее на руки.
— Отнесите ее в гостиную, — сказала Элинор. — Я сделаю так, что она не увидит и не услышит Ойстера.
Она произнесла это без всякого надрыва, но Вильерс чувствовал, что с ней не все в порядке. Он с недоумением уставился на голову Лизетт на своей груди. Мопса уже увели, и защищать ее было не от кого, но она не желала менять положение.
Он дошел до гостиной и сел на кушетку, держа Лизетт на коленях. Через пару минут она села рядом с ним.
— Я становлюсь неуправляемой, когда вижу собаку, сказала Лизетт. — Я ужасная трусиха.
— Многие люди боятся собак, — сказал он, это вполне естественно, хотя сам он таким людям не сочувствовал, просто не понимал их.
— Ойстер — чудесный песик, — заметила она, начиная переплетать и выкручивать свои пальцы. — Во всем виноват тот ужасный случай в деревне прошлым летом, когда прибежала дикая собака. Она хотела напасть на детей на площади, я должна была защитить их от нее…
— Это ужасно, — кивнул Вильерс, слушая вполуха.
— Если мы поженимся, обещай мне, что рядом с нами не будет никаких собак, — неожиданно объявила Лизетт.
— Если мы поженимся? — Это уже второй раз за весьма непродолжительное время леди навязывала ему помолвку самостоятельно, не дожидаясь его предложения. В первый раз он был хоть как-то к этому подготовлен, но сейчас заявление Лизетт показалось ему явно преждевременным.
— Да, — спокойно подтвердила Лизетт, ничуть не шокированная удивлением в его голосе. — Я всерьез подумываю об этом, Леопольд. Я уже успела полюбить твоих маленьких детей.
Если он и подумывал о своем браке с ней, то исключительно в этом аспекте. Он видел в ней добросердечную и прекрасную супругу и мать.
— Я думаю, мы превосходно подходим друг к другу, — сказала Лизетт. — У тебя ведь нет собак.
Это прозвучало весьма странно. Большинство леди охотнее примирились бы с собакой, чем с оравой из шести деток. Но Лизетт вся в этом. Она несомненно, любит детей, а не просто готова терпеть их ради него. Он видел, как добра она к приютским детям. Она была идеальным вариантом для него, великолепная находка при сложившихся обстоятельствах.
— Почему ты не поцелуешь меня? — спросила невинно Лизетт, глядя на него своими небесными очами.