Избранницы правителей Эёрана: история демонов Нарака. Трилогия

Свадьбина Любовь

Они идут и, наконец, доносится шум – безостановочный, сердитый гул, гуляющий по металлическим коридорам.

– Это в столовой, – поясняет Леонхашарт. хотя все трое знают, что там находится.

– Может, киса там? – Шаакаран воодушевленно бросается вперед.

И Леонхашарт тоже прибавляет шаг, едва сдерживаясь, чтобы не дернуть его за хвост и не отправить назад, потому что хочет первым увидеть Настю. Но сдерживается, сохраняет достоинство.

Двери столовой распахиваются перед Шаакараном, он вскидывает руки и возвещает:

– Киса, я пришел к тебе!

Догнавшие его Леонхашарт и Баашар останавливаются за ним.

В столовой, кажется, собрался весь четвертый факультет. Работают телевизоры, передают сводку новостей. Ко входу обращаются несчастные, недовольные и злые лица.

«Мороженое едят, это хорошо, это успокаивает», – думает про себя Леонхашарт.

Ведерко прилетает прямо в лоб Шаакарану. В столовой поднимается невообразимый гвалт, ведерки летят в демонов, разбрызгивают подтаявшее цветное мороженое. Леонхашарт и Баашар отскакивают в стороны, снаряды врезаются в замешкавшегося Шаакарана, пролетают в коридор, ударяются о стены.

– Киса! – взвывает пострадавший на передовой Шаакаран и уронив коробку с подарком, обтирает с лица сладкие липкие потоки.

В него снова швыряют ведерки, он отскакивает в сторону. Двери автоматически закрываются. По полу растекаются лужи мороженого. Шаакаран весь пестрый: на нем и шоколадное, и зеленое, и красное, и белое.

– Моя прическа! – Он хватается за голову. – Мои уши!

– Надо уходить, – предлагает Леонхашарт, прекрасно понимая, что если об этом «нападении» узнают, если оно продолжится, студентам несдобровать, так что лучше сейчас уйти, вывести из-под удара Настю. А потом донести до них недопустимость подобного поведения иначе, чем это сделает попечительский совет, урезав пайки, введя вооруженную охрану или, того хуже, надев на всех ошейники с электрошокерами.

Баашар кивает, а Шаакаран возмущенно восклицает:

– Как так? Нас же обкидали, мне прическу испортили! Я требую сатисфакции!

Ухватив его за возмущенно дергающийся хвост, Баашар направляется в обратную сторону, поясняет:

– Останемся – накажут невест.

– И кису?

– Всех, – подтверждает Леонхашарт.

Под возмущенные причитания Шаакарана они отступают к ангару.

– И нам с ними еще встречаться, нам с ними еще на групповое свидание идти! – никак не может угомониться смахивающий мороженое Шаакаран. – Да они… да как… да я сам их всех мороженым перемажу!

Этих угроз Леонхашарт совсем не слышит. Он так хотел пообщаться с Настей, так размечтался об этом, что безропотно отказаться от встречи не может. Но как пробраться на мятежный факультет так, чтобы никто не заметил и ничем сладким не зарядил?

– Вы меня не слушаете! – взвывает выскочивший в ангар Шаакаран. – Вы оба меня даже не слушаете.

Понимающе переглянувшись, Баашар и Леонхашарт направляются к своим автомобилям.

– В другой раз съездим, – обещает Леонхашарт расплатиться за помощь, но сам надеется поговорить с Настей уже сегодня.

Надо же узнать, кто так чувственно хватал его под столом.

* * *

Сегодня просто сумасшедший день: испытания шоу, брожения на факультете, обстрел демонов мороженым и обтекающий котик с золотыми рожками… не удивительно, что студенты долго это обсуждают, ходят друг к другу в комнаты, и даже начинаются разговоры о том, что корректировщикам нужен свой профсоюз (в этом мире такие организации тоже есть, просто иномирянам в праве на объединение и защиту интересов отказывали).

Угомоняются все примерно к трем часам ночи. Последние полчаса угасания всеобщего ажиотажа Манакриза сидит на кровати и разглядывает нож, вынутый из оброненной котиком коробки, – обещанный подарок.

– Баланс хороший, лезвие тоже, – так охарактеризовала нож Манакриза поначалу, а теперь, уединившись, изучает тончайшую резьбу на рукояти и лазерный узор на лезвии из какого-то незнакомого нам сплава. В их мире технологий для такого украшения оружия нет, и ей, хоть она и сказала, что все это непрактично и бессмысленно, нравится все это рассматривать.

Нож чудесный, конечно, и разрезал лист бумаги, поставленный на него вертикально, но по мне очень уж острый, опасный.

Впрочем, к трем часам ночи мне становится все равно, я даже почти не беспокоюсь о куда-то уползшей Саламандре – слишком хочу спать.

Улегшись, наконец, в постель, сую руку под подушку и натыкаюсь на кольцо… Долгожданный сон мгновенно улетучивается. Ощупывая подаренную драгоценность, вертя в пальцах, слушаю, как окончательно стихают звуки и выравнивается дыхание соседок. Меня укачивают обрывки каких-то мыслей, смутных воспоминаний, в которых все чаще фигурирует Леонхашарт, хотя я прошу себя не думать о большом рогатом демоне, не верить ему.

В тишине и темноте я задремываю, теряю связь с телом, и оно лежит тяжелое и неподъемное с кольцом в руке. Я уже проваливаюсь в сон, в темноту, где нет ничего, даже Леонхашарта, когда в комнате появляется новый, незнакомый звук.

Кто-то скребется в дверь.

Наверное, Саламандра вернулась и войти не может. Я все глубже погружаюсь в сон, но это шуршание тянет назад, и сознание прошивает беспокойство: вдруг проснутся девчонки, вдруг кто-нибудь выйдет в коридор и заметит ее.

Наконец ответственность берет верх, и оцепенение проходит, я встаю, чтобы впустить Саламандру в комнату. Позевывая, открываю дверь. Воздух передо мной идет рябью, как при движении мимикрирующей Саламандры, и поднимается до самого лица, еще выше…

ГЛАВА 25

Отнять у Юмаат маскировочный плащ оказывается не так-то просто. Сначала она уверяет Леонхашарта, что такого у нее нет. Под давлением неоспоримых фактов признает его существование, но клятвенно заверяет, что он сломался, и даже угрозы лишить финансирования вызывают лишь сокрушения о том, что такая ценная вещь больше не работает.

Но Леонхашарт знает ее слишком хорошо и понимает, что найти плащик в лабиринте НИИ самому ему не удастся, а Юмаат может подсунуть неработающий образец в доказательство искренности своих слов.