Избранник. Трилогия
Шрифт:
Каблук опять не сводил с противника глаз. В их глубине пряталось что-то непонятное — не то желание добродушно рыкнуть: «Ну, насмешил, молокосос!», не то намерение въехать обнаглевшему щенку в морду.
— Давайте проверим колоду, — повторил Осетр.
— Каблук! — донеслось слева. Оказывается, это открыл рот Кучерявый, и оказывается, голос у него походил на писк придавленного кролика.
— Каблук! Да это чмо опустить тебя хочет!
Взгляд Каблука стал страшен. Правая рука его, стремительно, как атакующая змея, прыгнула под стол и так же
Но Осетр рванулся телом влево, чуть-чуть, чтобы траектория движения ножа прошла мимо, перехватил руку Каблука, вывернул ее, подхватил за лезвие выпадающий из руки нож, подбросил его, переворачивая, снова подхватил — теперь уже за ручку… Все происходило, как на занятиях по рукопашному бою. Отличие было одно — надо ошеломить противника, чтобы успеть скрыться с поля битвы, ибо в длительной схватке шансов у него нет: даже зайцев толпа возьмет верх надо львом, а тут льву противостоять станут вовсе не зайцы…
И потому, выпустив руку Каблука — она уже напряглась, но куда бандиту тягаться по скорости реакции с «росомахой»? — он одним движением воткнул нож противнику в правый глаз.
Каблук хекнул и начал заваливаться за стол.
Наваха справа издал какой-то не то вой, не то визг. Кучерявый слева приподнялся со своего стула.
Осетр не стал ждать, пока они придут в себя, рванулся между столами, следя, чтобы не наткнуться на кого-либо, поскольку любые эксцессы были сейчас не желательны. Последует только «Куда прешь, чмо?» и хватка за грудки…
Он уже был возле двери, когда сзади послышался рев Шила:
— Держи его, братаны, он Каблука замочил!
Раздался грохот — наверное, отшвырнули с дороги стол, но Осетр не стал дожидаться развития событий: он уже вылетал на улицу. И рванул за ближайший угол, потом за следующий…
Потом остановился и прислушался.
Позади было тихо.
Они наверняка устроили прочесывание окружающих кварталов, но откуда им было знать, что за прошедшее с момента убийства время он успел пробежать втрое дальше, чем они могли предположить? Торгаши, даже вольные, так не бегают…
Правда, после некоторого размышления (те, кому есть чем размышлять) наверняка догадаются, что этот молокосос — не торгаш, поскольку ни один торгаш не смог бы замочить Каблука его собственным ножом.
Глава пятьдесят пятая
Утром Осетр проснулся с похолодевшим сердцем. Похожий сон однажды уже сбылся. Почему бы и не сбыться второму?
Эта мысль преследовала его, пока он проделывал обычные утренние дела. А в ресторан он входил, едва ли не трясясь от ожидаемого. Однако за завтраком Яна была совсем не такая, как во сне. Подумать, что она способна была повести себя, как в Осетровом сне, мог только сумасшедший. При няне они общались между собой на «вы», хотя пару раз Осетр только в последнее мгновение удерживался, чтобы не сказать «ты».
Няня Аня была пай-девочкой… вернее пай-тетенькой. За весь завтрак она ни разу не сказала: «Душа моя, не докучайте офицеру глупостями!» Можно было подумать, что у нее появились собственные заботы, не связанные с душевным состоянием подопечной девицы.
— У вас браслет есть? — спросила Яна перед тем, как им подали кофе.
— Разумеется.
— А почему не носите?
Осетр улыбнулся:
— Не с кем было находиться в контакте. Начальства моего на Дивноморье нет. А больше… — Он замолк, потому что понял, почему она задала свои вопросы. — Я надену после завтрака.
Он присматривался к ней и не мог понять, почему сегодня она выглядела совсем не так, как вчера. Неужели девушки умеют бывать разными в разное время суток? Вчера в сиреневом платье она казалась недоступной, но стала ему гораздо ближе, чем сегодня, — в самом обыкновенном сарафане. Или проблема не в ней, а в нем, и ночной сон именно его, а не ее сделал другим человеком? Да нет же! Его тянуло к ней не меньше, чем вчера, просто при дневном свете все становилось каким-то зыбким и не очень реальным.
После завтрака Осетр сказался занятым, сбегал к импресарио и получил у того выигранную сумму денег. Сумма оказалась вполне достаточной, чтобы можно было прожить безбедно целую неделю, как и обещал Небежинский.
— Ну что, Ирбис? — Модест Силантьевич дружески похлопал его по плечу. — Не хочешь ли и сегодня поучаствовать в схватках?
— Нет, — сказал Осетр. — Я и вчера-то случайно попал.
— Вот и мне интересно, почему это Небесный Мститель так хотел включить тебя в программу. Это же все на его деньги. Ну мне-то все равно, я процент получаю. А что он выиграл, кроме отрубленной руки? Да еще лечение кое-что стоить будет. — Импресарио ухмыльнулся. — Или тут баба замешана? Тогда еще что-то я могу понять… Скажи, Ирбис, из-за бабы дрались?
Осетр кивнул:
— Да, из-за женщины.
Модест Силантьевич расхохотался:
— Ничто в этом мире не меняется! Так ты не только денег выиграл, а еще и бабу у Небесного Мстителя увел?! Ай да Ирбис! Шустрый ты парень! Везунчик! Тебя, наверное, судьба пометила, в рубашке родился! Нет, ей-богу, я бы с тобой поработал немного. Ты подумай все-таки, может, поучаствуешь в сегодняшней схватке.
— Нет, — сказал Осетр. — Мне и вчерашняя-то схватка дорого обойтись может. Я же — «росомаха»!
— Ну, на вид-то ты — пацан пацаном. Никто и не подумает, что ты «росомаха». А мы никому и не скажем. Подумай, подумай! Можно много заработать! Ставить на тебя никто не станет, а ты и я поставим. И соперника я тебе подберу не из самых сильных. Подумай, подумай!
Наверное, чтобы импресарио отвязался, надо было пообещать подумать, но Осетр снова сказал:
— Нет, не могу.
— Тогда подумай насчет завтра. Сегодня ночью приходит транссистемник с очередной группой отдыхающих. Они тебя вообще не видели. Заработаешь на год вперед. Я же в этих делах собаку съел! Сорганизуем все так, что комар носа не подточит!