Избранное (сборник)
Шрифт:
Вот вы чувствовали – среди бела дня чего-то настроение упало? Солнце вроде, птички, а вас давит, давит, места себе не находите, мечетесь, за сердце держитесь, и давит, давит?.. Это я из дома вышел и жутко пошел.
Он – наше чудо
Он – наше чудо. Он – наша гордость. При виде женщины встает, дает ей стул, пальто. Не спит на собрании. После доклада о международном положении и происках реакции ему стало плохо. Остальные, окружив, долго смотрели на него и, даже проводив «Скорую», не могли разойтись. Так это на всех подействовало. Через него сам
Он верит! Запоминает, приходит через неделю! И спрашивает: «Ну как?..» Что – «как?!» Все забыли, о чем это он. Ах, об этом… Через него чувствуешь. Мы им просто гордимся. Он ведь, в общем, вреда никакого не приносит, но удовольствия масса. Видит: «Посторонним вход воспрещен!» – не затолкнешь. Все туда рекой текут, что-то выносят оттуда, он – ни с места. Такая канареечка! Все-таки под сорок – и такое чудо маленькое.
А если по знакомству что-нибудь, то вообще не дай бог. Некоторые видят, как он живет, как одет, – пожалеют. Иди, мол, туда, я там договорился. Не идет! Серьезно!
К нам толпами валят, спрашивают: где он? Мы говорим, вот он, у окна. Он работает, а на него стоят смотрят. Одна чертежница жевала и смотрела на него полдня. Он же отказывается стричься, лечиться, дома все механизмы не действуют. Гонят его: иди стригись, лечись, чини – не идет. Не может в рабочее время. А в нерабочее время те же тоже не работают. При всем при том поговори с ним – ничего такого не почувствуешь. Никаких закидонов. Как вы, как я… То есть, видимо, что-то есть, но внешне… Все ко мне бегают – я с ним рядом сижу. Я говорю: «Что вы бегаете? Он действительно такой. Не надо его раздражать».
Кстати, он холостяк. Мы его уже знакомили. Он симпатичный, если бы не одежда. Он же все – в магазинах… Еще в начале месяца, чтобы без очередей. Ну и выглядит как из КПЗ. Все на нем «Скороход», «Красный богатырь», «Кемеровский промкомбинат». Но если эту кирзу и дерюгу содрать, он там симпатичный.
Знакомили, знакомили. Ну, конечно, эти женщины недовольны были. Даже пожилые, которым совсем терять нечего: стихи читает, книжки дарит, чай пьет – идиот, в общем! Нам тоже крыть нечем – у них факты. Мы говорим: «Ну, он такой. Принимайте его таким». – «Это что ж, он на зарплату жить будет?» – «Будет! Он же не прикидывается. Он действительно такой. Это же он как-то сказал: «Давайте напишем, пусть этого продавца заменят другим, будет иначе».
Честное слово, душой возле него отдыхаешь. Намотаешься где-нибудь, налаешься, наобещал тебе кто-то золотые горы, а сам вообще не явился – приходишь к нему: «Расскажи, как ты себе представляешь… Вот, вообще… Как бы ты хотел?.. А какие должны быть отношения?»
Он говорит, а ты сидишь, думаешь о чем-то. Как на берегу моря… Мы его очень бережем. Говорят, где-то девочка появилась, под Архангельском. Такая же. Если их познакомить, окружить плотно, накрыть чем-нибудь сверху – интересная порода людей может пойти!
Их день
И что смешно – министр мясной и молочной промышленности есть и очень хорошо выглядит. И что интересно – мясная и молочная промышленность есть, мы ее видим и запах чувствуем. И что самое интересное – продукции выпускается в пять раз больше, чем в 40-м году. И что очень важно – действительно расширен ассортимент. И, в общем, в очень удобной упаковке. Все это действительно
Просто, чтобы это увидеть, нужно попасть к ним внутрь. Они внутри, видимо, все это производят и, видимо, там же это и потребляют, благодаря руководство за заботу и ассортимент.
У них объем продукции возрастает, – значит, и возрастает потребление ими же…
И нам всем, стоящим тут же за забором, остается поздравить их во главе с министром, пожелать дальнейших успехов им, их семьям и спросить, не нужны ли им юмористы, буквально три человека.
У них сегодня внутри музыка. Из-за забора слышны речи и видны флаги. Там их день.
И мы, конечно, из последних сил можем окружить себя забором и праздновать свой день – «Приятного аппетита».
Давайте-ка объединим наши праздники. И вы не будете выглядеть так одиноко, пробираясь с работы домой и прижимая к груди сумочку с образцами возросшей продукции и расширенного ассортимента.
Как делается телевидение
Это говорю я, глава семьи, жена. Я жена, глава семьи. Мы с мужем прожили долгую и красивую жизнь и продолжаем жить долго и красиво.
Наша семья – гордость всего района, хотя очень много трудностей выпадало и выпадает на нашу долю, особенно на долю моего мужа. Он уже не может сидеть, только стоит. Я уже не могу стоять, я только лежу. Хотя вам кажется, что мы стоим рядом, но это комбинированная съемка. Меня снимали лежа, а над головой смонтировали облака. Получилось вертикально, хотя, если присмотреться, грудь заваливается за спину.
Несмотря на то что муж намного старше, нас сделали одного возраста. Меня снимали замедленно, а его – убыстренно. Мы все сейчас постарели, съемка была четыре года назад. Я уже и вид потеряла, и мнение изменила. Тогда говорила: «Пьем кофе, едим шоколад», сейчас говорю, что кофе вреден.
Голос мой недавно записывали, а голос мужа – десять лет назад, еще до того, как мы развелись. Публику, которая повалила к нам в гости, снимали на хоккее, поэтому все в зимнем, а мы – в летнем. Хохот записывали в зоопарке. Тот толстый, что очень аплодирует, когда я говорю о воспитании, находится в цирке. Сына нам подмонтировали из другой семьи. Наш меньше похож на отца, чем этот. Там, где я вначале шучу, а потом хохот, – голос не мой, а где сначала хохот, а потом я шучу, – там мой. Хотя руки на коленях не мои, руки мужские. А колени женские, тоже не мои – их взяли из передачи «Здоровье».
Мой младшенький, вы увидите, играл на дудочке, потом вздрогнул и как-то старше стал. И даже в другом костюме. Это потому, что его доснимали через восемь лет. А в конце передачи и лицо не мое, актрису такую нашли под Душанбе. Ну и, конечно, квартира не совсем моя. Дверь моя, остальное дорисовано. Бюджет наш, хотя расходы не наши. И магазин не наш. Его специально выезжали снимать, визу оформляли. Редактор сказал, что даже в нарисованном неважный ассортимент и много народу. Ресторан, где мы с мужем празднуем серебряную свадьбу, снимали в Японии, потому что лица за столиками раскосые. А нас снимали здесь и наложили на японцев методом наложения. А трамваи наши, но пустые. И чтобы было движение, вручную катят пейзаж. Восторженные лица и крики «браво!», когда мы говорим о своей работе на фабрике, записаны на концерте Рихтера в зале Чайковского. И он играет не специально для нас, а специально для них.