Избранное в 2 томах. Том 1
Шрифт:
Серёжа машинально кивнул.
Мороженое было безвкусным и скрипучим, как замешанный на воде песок.
11
То, что случилось потом, Серёжа вспоминал со стыдом и омерзением.
В школе он пошел искать Стасика. Сначала Серёжа не испытывал ничего, кроме жгучей обиды. Он хотел только сказать Стаське: «Я же из-за тебя, может, жизнью рисковал, а ты… Эх, ты!» Но потом, когда он Стасика увидел, в нем колыхнулось озлобление. «Веселится, будто ничего не случилось. Предатель…»
Стасик и правда веселился. Вместе с одноклассниками играл в чехарду. Заметив Серёжу, Стасик сник.
— Иди сюда, — велел Серёжа.
Они отошли в угол. Серёжа прислонился к стенке и с минуту молча смотрел на Стасика. Тот шмыгал носом, глядел в сторону и моргал.
Серёжа сдержанно спросил:
— Зачем отдал Кисе нож?
Стасик заморгал сильнее, и глаза у него набухли.
— Нет, ты это брось, — жестко сказал Серёжа. — Знаем мы эти трюки: чуть чего — и сразу слезы пускать. Зачем отдал нож?
Стасик проглотил слезы и хотел опустить голову. Серёжа уперся пальцем ему в лоб и не дал.
— Ну?
Стасик отвернулся и стал смотреть в окно. Шепотом, но с незнакомой нагловатой ноткой он сказал:
— А чо?
Мгновенная злость как бы встряхнула Серёжу, и он ладонью хлестнул малыша по щеке.
Голова у Стаськи мотнулась в сторону и поникла как на стебельке. Серёжа увидел тонкую шею с отросшей косичкой светлых волос. В тот же миг волна отчаянного отвращения к себе хлынула на него и смыла все: злость, обиду, мысли о Стаськиной подлости. И одна только мысль сразу и четко застучала в нем: «Чем же я лучше его отца? Чем же? Чем? Чем я теперь лучше его?»
У Стаськи закапали уже непритворные слезы.
С тихим отчаянием Серёжа сказал:
— Перестань. Мне в тысячу раз хуже, чем тебе.
На них уже оглядывались.
Стасик стал послушно вытирать щеки ладонями. Ладони были грязные, и на щеках оставались разводы.
— Опять разукрасился. Пошли умываться, — морщась, проговорил Серёжа. Взял его за руку и повел в туалет.
Он говорил и вел себя со Стасиком как обычно. Однако делал все почти машинально. Не был он сейчас прежним Серёжей Каховским, который честен перед всеми и перед собой. «Чем я лучше его отца?»
Если бы Стаська обиделся на пощечину, крикнул бы что-то грубое, убежал бы — тогда другое дело. Было бы легче. Но у него лишь голова мотнулась (а щека была мягкая и теплая), и он стоял и думал, наверно, только об одном: ударят еще или не ударят?
«Чем же я лучше папаши Грачёва?»
Стасик умылся, и Серёжа дал ему свой платок, запыленный на сгибах от долгого и бесполезного лежания в кармане.
— Вытрись.
Стасик вытер лицо, руки и замер в ожидании.
Скверно было Серёже, и ни о чем говорить не хотелось. Но один вопрос он все-таки задал Стаське. Потому что необходимо было понять до конца.
— Слушай, мне от тебя ничего не надо, — сказал он почти жалобно. — Скажи только одно: зачем ты отдал Кисе нож? Я тебя очень прошу.
Стасик переступил с ноги на ногу, мельком глянул Серёже в лицо, отвернулся и прошептал:
— Чтобы он не бил.
— Тебя?
— Ну…
— Разве он бил?
— Нет. Он только обещался, если двадцать копеек не принесу.
— А ты принес?
— У меня нету.
— А если бы были?
Стасик вздохнул.
— Иди к себе, — велел Серёжа.
Потом он пришёл в свой класс, незаметно взял портфель, объяснил Павлику Великанову, что у него зверски разболелась голова. Пусть скажет Татьяне Михайловне. Павлик посочувствовал. Еще бы! Столько волнений вытерпел человек.
Серёжа спустился в гардероб и наврал тете Лиде, что его отпустили с уроков. Получил пальто и выскочил на улицу.
Домой он не пошел. Тошно было идти домой. Он побрёл к реке.
В газонах лежала скованная ноябрьским морозом земля, и среди застывших комьев белела снеговая пыль. Ветер шуршал по асфальту сухими тополиными листьями. Они были уже не рыжие, а серые.
Готовальня не влезла в набитый портфель, и Серёжа нес ее в правой руке. Готовальня была шероховатая и холодная. Но Серёжа продолжал ощущать пальцами тепло и мягкость Стаськиной щеки. И от этого ощущения было даже хуже, чем от мыслей, что он ударил маленького и слабого — того, кто и не думал о защите.
Серёжа вышел на старый деревянный мост недалеко от пристани. Река застыла. Лед вспыхивал, когда из бегущих облаков проглядывало низкое солнце. У дебаркадеров стояли впаянные в ледяную броню буксиры, катера и сухогруз «Тобольск».
Серёжа грудью лег на перила. Ветер обжигал щеки и голые костяшки пальцев. Серёжа взял портфель и готовальню под мышки, а руки сунул в карманы. Готовальня выскользнула и упала.
«Награда… — горько подумал Серёжа. — За что? За Стаську?» Он совсем уже собрался ударом ноги сбросить готовальню на лед: пусть она пропадет пропадом, эта награда! Но удержался. Слишком уж девчоночьим был бы этот поступок.
Двое мужчин прошли у Серёжи за спиной, и один сказал:
— Сковало накрепко. А ледокола-то нет. Будем от пристани до завода лед взрывать. Грому наделаем на весь город…
Серёжа продрог. Поднял готовальню и побрёл домой.
Отец был уже дома. Тетя Галя ушла за Маринкой. Нок вышел к двери, замахал хвостом и взвалил передние лапы Серёже на плечи. Серёжа щелкнул его по носу.
— Отвяжись.
Отец сразу увидел готовальню.
— Откуда это?
— От милиции, — невесело сказал Серёжа. — На линейке дали. Под бурные аплодисменты.
— Ну? Поздравляю!
— Спасибо, — ответил Серёжа совсем похоронным тоном.
Отец пригляделся к нему.