Избранное в 2 томах. Том 2
Шрифт:
На следующий день, за четверть часа до начала, касса снова вывесила аншлаг. Через десять минут все зрители уже сидели на своих местах. Еще через пять открылся занавес и вышел администратор. Он объявил, что правильный ответ дали три человека, которые и получили бесплатные билеты. Публика шумно и весело задвигалась.
Занавес пошел вверх, и спектакль начался. Разницы не было никакой. Только вместо скрипки Козловский играл на виолончели. Он так же, как и прежде, швырял шапку, так же пускал мышь в штанину и натягивал голенище на голову. Но после спектакля, выйдя на аплодисменты, Козловский снова объявил вчерашнее условие на завтрашний спектакль. Публика
— С контрабасом завтра выйдете! — громко загудели все.
— Посмотрим! — загадочно ответил Козловский и, оступившись, свалился в оркестр. — Отгадки можете подавать сразу же, — закончил он, появившись из оркестра, и тут же снова провалился в суфлерскую будку.
На следующий день аншлаг был вывешен за полчаса до начала. Отгадок кассиру было подано более двухсот. Все они говорили о контрабасе. Однако бесплатных билетов никому не выдали.
— Вы не отгадали, — флегматично говорил кассир, — платите деньги или уступите очередь следующему.
Спектакль начался. Разница между этой, третьей, и предыдущей, второй, постановкой заключалась в том, что Козловский выходил снова со скрипкой, как и в первый раз. Но когда опустился занавес, Козловский снова вышел и, перекувыркнувшись через суфлерскую будку, объявил, что условия остаются те же и на четвертый спектакль: кто отгадает разницу, тот получает бесплатный билет. Дружный свист встретил это заявление.
Однако аншлаг на четвертый день был вывешен за час. Бесплатных билетов снова не получил никто, так как на этот раз Козловский вышел… с контрабасом. Публика хохотала, свистела, хлопала в ладоши и орала: «На конюшню». Но Козловский появился и на этот раз снова объявил, что условия конкурса остаются такие же и на пятый спектакль.
На пятый раз аншлаг был вывешен еще с утра. Отгадок уже не подавал никто. Публика хотела малого. Она хотела видеть клоуна. Она шла не в театр, а в цирк.
«Квартирант» прошел семь раз и дал семь аншлагов — на один больше против предварительных условий. На шестой раз Козловский выходил с барабаном, на седьмой появился, сгибаясь и кряхтя под тяжестью пианино — точной фанерной моделью настоящего пианино. Однако восьмой спектакль, несмотря на то что седьмой дал аншлаг, Козловский отказался давать.
— Хватит, — сказал он. — На восьмой раз будут бить. Я уже знаю…
На восьмой день мы давали премьеру «Тот, кто получает пощечину» Андреева. Было продано три билета.
Когда, отменив спектакль, мы печально собрались в костюмерной, Козловский предложил… перейти снова к старому репертуару традиционного этнографического театра, с песнями и танцами. А новейший европейский репертуар ставить… раз в неделю.
Мы молчали.
— Значит, решено! — подытожил наше молчание Козловский и, обратившись к помощнику, сказал: — Объявите на завтра «Сватання на Гончаривци». Стецька играю я.
Мы молчали. Театр имени Леси Украинки тихо скончался.
На «Сватання» снова был вывешен аншлаг, а в кассе «театра на воинской рампе» не было продано ни одного билета.
В «Сватання» я играл отставного солдата Скорика. Я орал: «Тара-бара-мара», потом махал руками в воздухе и вынимал из носа у придурковатого Стецька соленые огурцы, а изо рта его отца бутылку с водкой. Полоумный Стецько в это время прыгал по сцене на одной ноге и орал что было мочи: «Каси хоцу, каси хоцу…» Когда же невеста поднесла ему гарбуза, он начал подбрасывать его, катать по полу, садиться сверху и ложиться на пол. Потом схватил гарбуз обеими руками и подкрался к рампе. Размахнувшись, он бухнул гарбузом капельмейстера Ковальчука по голове. Гарбуз разлетелся вдребезги. В зале бушевал хохот, свист и визг. Наконец занавес опустился, и, обливаясь слезами обиды, я бросился со сцены вон. Прочь из этого театра! Ноги моей тут больше не будет!
В гардеробной сидел директор «театра на воинской рампе».
— Здравствуйте! — приветствовал он меня почти весело. — А я к вам! Давайте объединимся в один театр. День будет «рвать гвозди» Козловский, а день мы будем делать новейший европейский театр. Пусть зрителя в этот день будет меньше, но мы ему докажем и создадим настоящий театр, настоящее искусство…
Я молчал.
— Согласны! — ответил кто-то за меня.
И этот «кто-то» был Козловский. Вслед за мной он пошел в костюмерную.
— Согласны! Во имя настоящего искусства я согласен и потрудиться и пострадать!
И отныне, когда шел спектакль «Ой, не ходи, Грицю», я выходил в толпе петь «Закувала та сива зозуля». А так как голоса у меня сроду не было, то я только стоял и раскрывал и закрывал рот в ритм песни.
Мобилизация
Это было заседание, как и тысячи других заседаний.
Под развернутым знаменем стоял стол, покрытый красной скатертью, на столе кувшин с водой и глиняная кружка; вокруг стола сидели члены президиума с прокуренными, утомленными лицами. В стороне над оркестровым складным пюпитром возвышался докладчик. Вся остальная часть комнаты тонула в сизых волнах махорочного дыма, и сквозь клубы его бледно мигали желтоватые, тусклые электрические лампочки вверху и виднелись неясные пятна юношеских и девичьих лиц на скамьях, подоконниках или вдоль стен, прямо на полу. В зале то наступала абсолютная тишина, нарушаемая лишь потрескиванием махорки в козьих ножках, то вдруг поднимался гомон, крик и свист. Люди срывались с мест, размахивали руками и говорили все разом. Аудитория была страстная и разгоряченная. Заседал комсомольский актив Н-ского сахарного завода «Червоний рафинад» совместно с беспартийным молодежным активом.
От сотен и тысяч других заседаний это заседание отличалось разве только тем, что докладчиком, возвышавшимся около пюпитра, был я.
На столе президиума, перед секретарем собрания, избранным двадцатью голосами действительных членов против шести, лежал листок бумаги для ведения протокола. Повестка дня охватывала восемнадцать вопросов. Информационный доклад, который делал я, был записан в повестке дня под номером третьим:
«Слушали: О пролетарском театре.
Постановили:»
Строка против «постановили» была чиста: я еще не закончил доклада, и пока что еще ничего не постановили.
Два первых вопроса из повестки дня — первый и второй — были только что решены при мне. Первым был доклад секретаря ячейки: «Три года коммунистической организации молодежи Украины в борьбе против немецкой, австрийской, гетманской, англо-французской, деникинской, петлюровской и польской оккупаций». Против строки «постановили» секретарь собрания вписал только что единодушно принятое постановление: «Отдать жизнь за коммунизм. В течение четвертого года существования КСМ утроить состав ячейки!» Вторым вопросом была рассмотрена информация секретаря партийной организации завода: «Ликвидация последствий налета на завод банды Гальчевского-Орлика». Постановили: «Завтра в шестом часу утра, в воскресенье, всем членам ячейки выйти на субботник. Призвать внесоюзную молодежь выйти вместе».