Избранное в двух томах. Том 2
Шрифт:
поставить самолет «по потоку» — педалью , руля направления устранить боковое
скольжение, а рулем высоты опустить нос самолета. Вот это-то и представлялось
летчикам противоестественным! С первых дней обучения полетам они усваивали, что, если нос самолета опускается, надо противодействовать этому, отклонив
ручку управления на себя. Вот они, попав в штопор и оказавшись в положении
носом к земле, и тянули ручку изо всех сил (вспомним наблюдение летчика
Червинского),
Нет, по концепции Арцеулова — если она только справедлива, эта
концепция! — выходило, что в штопоре надо отклонять ручку вперед, к
приборной доске, от себя. Отклонять, чтобы еще больше опустить и без того
опущенный нос самолета!
Но вспомним, что в штопоре самолет не просто летит носом к земле, а
одновременно вращается, как бы
458
ввинчивается в воздух. Как прекратить это вращение по крену? С первых шагов
обучения летному делу в сознание. . нет, даже не в сознание, а в подсознание, в
набор самых прочно сидящих рефлексов летчика намертво въедается автоматизм: кренит влево — парируй, отклоняя ручку вправо; кренит вправо — ручку влево.
Тут и думать не надо. Рука сама действует.. И так естественно напрашивается: в
штопоре тоже, чтобы прекратить вращение, отклонить ручку в обратную сторону.
Но делать этого ни в коем случае нельзя! Штопор — единственное исключение!
В нем отклоненная «обычным» образом ручка только ухудшает выход. .
Теоретически это теперь известно каждому зеленому учлету. А практически. .
Попробуйте, поскользнувшись на улице, взмахнуть руками не так, как вам
подсказывает инстинктивная реакция, а повинуясь каким бы то ни было
теоретическим предписаниям. Ну как, удалось это вам?. Одна из особенностей
летной профессии как раз в том и состоит, что пилот иногда действует, давя в
себе естественную рефлекторную реакцию.
Автор просит извинения у читателей за вынужденное вторжение в так
называемую чистую технику. Если даже не все в этом отступлении окажется до
конца понятным, важно, чтобы читатель почувствовал, насколько
неожиданными, парадоксальными, противоестественными должны были
показаться соображения Арцеулова его коллегам — авиаторам того времени.
Великое личное мужество проявил Арцеулов в день, к которому
приближается наш рассказ.
Но этому предшествовало проявленное им другое, пожалуй, не менее редкое
свойство: смелость мысли! Умение оторваться от господствующих канонов, от
связывающего по рукам и ногам «все так думают»..
В то ясное осеннее утро учебные полеты на аэродроме Севастопольской
школы были закончены рано. Летчик-инструктор
Минуту спустя самолет разбежался — и ушел в воздух. Полет, который
потом справедливо назвали историческим, начался.
Живой рассказ об этом полете, так сказать, из уст первоисточника, мы можем
послушать — каждый раз
459
с глубоким волнением — и сегодня в фильме «Дорога в облаках». Константин
Константинович говорит с экрана. Говорит спокойно, без пафоса (хотя, честное
слово, если бы даже и присутствовал в этом рассказе пафос, язык не повернулся
бы назвать его ложным).
«Самолет легко поднимается. Я набрал около двух тысяч метров высоты.
Собственно говоря, фигурные полеты у нас производились на тысяче восьмистах
метров, но, думаю, лишние двести метров, конечно, не помешают. Дальше от
земли быть в таких случаях всегда приятно... Сделал вираж, такой круг, чтобы
еще раз вспомнить все свои приемы, которые, я предполагал (предполагал!— М.
Г.), выведут самолет из штопора. Потом сбавил газ по возможности, чтобы
потерять скорость, задрал самолет, выключил мотор — самолет закачался. И
достаточно было немножко тронуть одной ногой, как самолет свалился на левое
крыло — и завертелся в штопоре».
Итак, Рубикон перейден. Самолет — в штопоре. Обратного пути больше нет.
Одно из двух: или умозрительные предположения летчика оправдаются, или. .
Третьего не дано.
В беседе с космонавтом В. А. Джанибековым Константин Константинович
дополнил свой рассказ несколькими подробностями: «Было очень тихо. Только
свист ветра в расчалках, и все предметы на земле сливаются в опрокинутый
конус, у вершины которого мелькает здание школы. На ручке управления
исчезает чувство опоры. . Да что я вам все это рассказываю? Вы же летчик. Сами
все не раз испытывали. .» Вообще-то это верно: и Джанибеков, и многие тысячи
других летчиков узнали ощущения в штопоре по собственному опыту. Но —
узнали потом. После Арцеулова. Узнали, опираясь на опыт предшественников, первым из которых был он, Арцеулов.
Но вернемся к рассказу Константина Константиновича с экрана: «Конечно, впечатление, первый раз попав в штопор, было не особенно приятное, и поэтому, как только я убедился, что это действительно штопор, я сейчас же применил свои
предложенные приемы, чтобы вывести самолет: ручку отдал от себя и сильно дал