Избранное. Том 1

Самади Зия Ибадатович

— Не надо так шутить, Муталлиб-шангун. Вы ведь знаете мою любовь к уйгурам.

— Как не знать! Вы мастер, сняв мерку со рта, протягивать пустую соску.

Этой шутке Муталлиба управляющий ответил тонким смешком:

— Хорошо, хорошо, пусть на этот раз соска не будет пустой.

И увел Замана с Муталлибом к себе. Там он достал какую-то необычную бутылку и торжественно разлил по бокалам хваленое вино. Выпив залпом полный бокал, Муталлиб сказал:

— Спасибо за угощение. У меня очень срочное дело к Заману. Простите, господин Чжан, — и вывел юношу за дверь.

3

Юнус-байвачча проснулся

от стука в дверь. Голова была свинцовой, налитой тупой болью, а тело казалось чужим, одеревеневшим. Сердце давило, будто на него навалилась какая-то тяжесть. Это состояние усугублялось мрачным сознанием того, что вчера произошло что-то непоправимо гнусное, постыдное, но что именно — Юнус вспомнить никак не мог. Помнил лишь, что в конце банкета Муталлиб заметил ему: «Ну зачем уж так раболепствовать…» Сказал в то время, когда перед глазами маячила красавица Ян-шожа и вонючие, пропитавшиеся опиумом руки министра, хватавшие ее. В словах Муталлиба почудились Юнусу насмешка и презрение, они так больно задели его самолюбие, что он напился буквально до упаду и не помнил, как добрался до своего номера и свалился в постель.

Стук повторился. Юнус заставил себя встать, прошаркал к двери, прислушался, спросил:

— Кто?

— Откройте, откройте! — ответил мягкий голос.

Вошел Чжан и, приторно улыбаясь, сообщил:

— Приятная новость, шангун! Готовьте подарок!

— …

— Вы не отвечаете? Да такое счастье выпадает раз в жизни!

— Что за счастье?

— Господин министр вместе с визитной карточкой прислал машину. — Он протянул карточку.

Вот теперь Юнус вспомнил почти все и сразу протрезвел.

— Он же остался ночевать? — удивился Юнус.

— Ну и простак вы, шангун! Разве не знаете, что крупные деятели не оставляют следов?

— А… если так…

— А если так, то с вас и причитается за приятную новость.

— Но вначале… я бы хотел…

— Ну что вы, шангун! Если прислал карточку да еще машину, значит проявил исключительное внимание.

— Ну хорошо, дарю хотанскую дорожку.

— Хе!.. — обиделся Чжан. — Я не лакей ваш, а управляющий Гоцзифаньдяня! Вы намеренно хотите оскорбить меня?

— Ну хорошо, пусть будет две дорожки…

— А чернобурки? Не забудьте и про мою любимую супругу — тайтай!

— Хорошо, дарю пару шкурок…

— Ну вот теперь вы пришли в себя. Хе-хе-хе!

Лимузин остановился во дворе знакомого нам дома во французском сеттлменте. Служитель в белом молча встретил посетителя и увел в дом. Обрадованный, встревоженный и взволнованный байвачча в роскошном особняке пришел в полное смятение.

— Входите, входите, Ю-шангун, — мягко ободрил его знакомый голос, и министр, не ожидая ответа, приблизился, взял за руку.

Еще вчера он грубо говорил «ты», а сейчас вдруг перешел на «вы»… Что бы это значило? Сказывается ли действие дорогих подарков или что-то другое? Может, это китайская любезность? Перемена в обращении произвела на Юнуса еще большее впечатление, и душа его витала на седьмом небе.

— Садитесь, шангун, наверное, устали.

— Благодарю, господин министр, отец мой. — Юнус сел.

— Шэн-сяньшэн вам знаком? — спросил министр таким тоном, будто и в самом деле не знает этого.

Юнус только теперь увидел Шэн Шицая и, вскочив, поздоровался с ним.

— Да, мы беседовали, — ответил Шэн.

— Очень хорошо. —

Министр протянул Юнусу сигареты «Хадамин».

— Я могу сообщить, господин министр, что он произвел на меня хорошее впечатление, — добавил Шэн Шицай.

— Да, да, — доброжелательно поддакнул тот, — я очень рад этому.

— Я так благодарен, что вы уделили мне внимание, — встал с места Юнус.

— Сидите, что вы, мы же свои люди, не так ли, Шэн Шицай?

— Конечно, конечно! Я давно считаю себя синьцзянцем.

— Меня весьма печалит судьба синьцзянского народа, — вздохнул министр, как бы думая вслух. — А таких уважаемых людей, как вы, я люблю…

— Спасибо, большое вам спасибо! — Скрестив руки на груди, Юнус склонил голову.

— Садитесь, шангун. Мы знаем, какими хорошими людьми были ваши родители, мы знаем ваши ум и способности… И подобно тому как находят в грудах песка бриллиант, мы выбрали вас из массы людей…

— Я всегда готов! — вскочил Юнус, как солдат, отдающий честь командиру.

— Господин Шэн Шицай назначен в Синьцзян, надеюсь, вам это известно?

— Да, да, я слышал…

— Так вот, я рассчитываю на вас: только вы можете быть ему опорой.

— Это великая честь для меня, отец родной! — опять поднялся Юнус.

На сей раз встал и министр, прошел к бамбуковому шкафу, извлек небольшую шкатулку, вынул из нее золотую авторучку и кинжал в инкрустированных ножнах.

— Пусть это перо послужит вам в делах канцелярских, а этот кинжал — во всех прочих, — торжественно сказал министр.

Юнус схватил подарок, упал на колени и начал целовать руки своего благодетеля.

Затем все трое долго беседовали за легким завтраком. Господин министр и Шэн Шицай со свойственной китайцам неторопливостью задавали один вопрос за другим, и Юнус, насколько мог обстоятельно, рассказывал о природных условиях Синьцзяна, древних родах, национальном составе населения, жизни и обычаях народа, об особенностях религии, о знатных и богатых людях, о торговых и культурных отношениях Синьцзяна с Советским Союзом…

После завтрака оба благодетеля дали Юнусу напутствие, нарисовав светлую картину его процветания под их покровительством, и проводили восвояси.

— Пусть это будет пока что наша последняя встреча, Шэн-сяньшэн, — сказал министр, когда они остались вдвоем, — мне необходимо сегодня же вернуться в Нанкин.

— И я покончил с делами.

— Всегда помните, что там, на месте, вы должны быть в военных делах Цзо Цзунтаном [10] , а в административных — Лю Цзинтаном [11] .

10

Цзо Цзунтан — китайский генерал, в 1875–1878 годах потопивший в крови восстание народов Восточного Туркестана. Жестокость его карательных операций вызвала нарекания даже со стороны цинского двора.

11

Лю Цзинтан — первый губернатор провинции Синьцзян, образованной в 1884 году из Восточного Туркестана и Джунгарии после кровавого подавления там восстаний местного населения. Провел ряд административных мероприятий, поставивших местное население под строжайший военно-полицейский контроль.