Избранное. Том 1
Шрифт:
Обратно Пыныч проехал уже вечером. Подмораживало, и собаки шли устало и неровно, ибо нарта то и дело проламывала снежную корку.
В нарте лежало четыре жемчужных красноносых гуменника.
– Малё гуся, – сказал старик, жмуря хитрые глазки. – Земли пока малё.
Это были первые из гусиных стай, скопившихся на южных вытаявших склонах хребтов в ожидании, пока потеплеет земля родного Китама. Они залетали сюда через безжизненные горные гряды и искали по протаявшим береговым обрывам прошлогоднюю бруснику и черную ягоду шикшу.
Братка, чукотский
За столом в избушке уже сидел Толик и лихорадочно набивал патроны адской смесью из дымного и бездымного пороха.
– Порвет ружье–то, – несмело сказал Глухой, но тот только глянул на него дикими глазами и продолжал орудовать молотком и пыжами.
– Если вам, ребята, надо, берите мое, я не охотник, – сказал Саньке Федор и кивнул на обшарпанную одностволку на стене.
10
Через два дня лед исчез. Он просто исчез ночью незаметно, без шумного ледохода, треска и грохота. С верховьев по мутной вздувшейся реке плыли, крутясь, отдельные запоздавшие льдины. В этот день они, прежде чем взяться за сети, долго смотрели на непривычную картину чистой воды и на эти льдины. С пасмурного неба сыпался мелкий дождь.
– Сожрет весь снег этот дождик, – радостно сообщил Глухой.
Он весь помолодел в этот пасмурный день. Долго стоял около выброшенного катера, потом вернулся и стал складывать в кучу обрезки досок, раскиданных по берегу.
По темному морщинистому лицу Глухого бродила улыбка, которую он и не пробовал скрывать. К нему присоединился Братка, и они вдвоем с неторопливой сноровкой собрали и сожгли обрывки сетей и веревок, перенесли на сухое место доски и все оглядывались кругом, чего бы еще прибрать, как будто именно так и полагалось: в день ледохода наводить порядок во всех окрестностях.
Чтоб не сидеть без дела, Санька взял лопату и стал отгребать от стен избушки тяжелые валы намокшего снега. Постепенно он вошел в азарт, скинул телогрейку.
– Сам догадался или научил кто? – насмешливо спросил Федор за спиной. Санька оглянулся. Серые Федоровы глаза смотрели на него в упор с безжалостным интересом.
– В чем дело? – спросил Санька, и опять ему почудилось, как со щелканьем выскочил и замкнулся на замке ножик.
– Так, – сказал Федор. – Я на тебя давно смотрю. Руками ты делать ничего не умеешь, это заметно. Курс наук, чтобы жить головой, видно, тоже не кончил. Белая ворона и там и тут. Не обижайся – я сам такой. – Федор усмехнулся, и снова судорога промелькнула по изрытому оспой лицу. – Зачем ты деду понадобился, вот что мне интересно?
В это время Толька, с утра неприкаянно мотавшийся от реки к костру, от костра к реке, вдруг завопил истошно и побежал к берегу, размахивая руками.
Прямо по центру Китама на льдине плыл бродячий лагерь. Стояли какие–то бочки, был виден тюк, и около него лежала упряжка собак. Человек сидел на перевернутой парте и невозмутимо курил трубку, как будто именно так вот и положено было плыть на льдине по весеннему Китаму.
– Чукча, ребята, – выдохнул Братка. – Куда тебя черти несут! – закричал он.
Чукча вынул изо рта трубку и помахал ею в воздухе.
Они быстро столкнули на воду два неводника и погребли к льдине.
– Этти [1] , – сказал чукча. – Осторожно надо. Бочки тяжелые.
Санька Канаев, совершенно обалдев от удивления, помогал перекатить в лодку бочки, перетащить нарту, потом сел чукча.
Собаки попрыгали следом сами.
У берега собаки сразу выскочили из лодки и стали описывать по земле молчаливые яростные круги и, лишь утомившись, уселись около хозяина, высунув языки, с тяжело раздутыми косматыми боками. Чучка с лучезарной улыбкой пожал всем руки и сел на землю, бронзоволицый бог земли.
1
Здравствуй (чукот.).
– Рыбку ловил, – сказал он наконец и махнул трубочкой куда–то на далекие хребты.
Славка Бенд шагнул и стал заинтересованно приподнимать брезент на одной бочке.
Все три бочки были наполнены равномерным красномясым гольцом. Дед только кинул на бочки взгляд и остался стоять на месте, понятливо кивнул два раза головой.
– Ах ты, чукча, – затарахтел Толик. – Ах ты, чукча, как тебя звать, а? А ловил ты, слушай, как? Расскажи.
– Вот, – сказал чукча и, засунув руку за вырез кухлянки, пошарил там немного и вытащил леску, намотанную на рогульку. Крючок был покрыт красной тряпочкой.
– Весна. Очень голодная рыба. Я лунку сделал и так, – он подергал воображаемую леску. – Очень хватает. – И вздохнул сожалительно. – Жалко, бочек мало. Соли совсем взял мало.
Он еще покурил немного и ушел в поселок, легко косолапя по кочкам. Собаки тащили за ним следом пустую нарту.
– Черт косоглазый, – выдохнул ему вслед Славка. – Рублей триста взял на красную тряпочку.
Часа через четыре из поселка пришел трактор, могуче взрывая гусеницами снег, а следом, заравнивая тракторные следы, тащилось железное корыто–волокуша. На волокуше, поджав ноги, сидел тот самый чукча.
Из кабинки, весь в бликах кожаного пальто и сапогах с «молниями» по голенищам, выскочил как будто с неба свалившийся председатель Гаврилов. Руководящий жирок немного уже округлил его якутское лицо, но и этот жирок, и особый блеск раскосых глаз сразу давали понять, что перед тобой не кто иной, как начальник.
– Рыбачки? – спросил он не то для вопроса, не то в насмешку и добавил: – Ловите. Я не возражаю.
Больше председатель Гаврилов не сказал ничего, а так – прошелся мимо ряда смоленых неводников, разостланных и развешанных сетей, мимо зеленого каячка деда Мити. За это время тракторист и чукча закатили на волокушу бочки с рыбой, и Гаврилов снова залез в кабинку. Трактор развернулся и ушел, оставив после себя взрытый снег и вонь солярки.