Шустерман Михаил Семёнович, учёный-химик, преподаватель, поэт и переводчик.
Родился в 1947 году в городе Коростень, Украина. Отец, Шустерман Семён Маркович, воевал в партизанском отряде во время Великой Отечественной войны, окончил Ленинградскую высшую школу профдвижения в 1952 году и работал в профсоюзе работников железнодорожного транспорта. Мать, Хайкина Шифра Мееровна, пережившая блокаду Ленинграда, после окончания Ленинградского экономического института работала экономистом в отделении Юго-Западной железной дороги.
Окончил химфак Одесского государственного университета с красным дипломом в 1970 году.
В 1968–1971 году числился соискателем учёной степени кандидата философских наук на кафедре философии Одесского университета, но не завершил работу, будучи призванным в ряды Советской Армии.
Работал учителем, директором школы, лектором, учился в Высшей партийной школе в г. Киеве в 1981–1983 гг.
В 1990 году эмигрировал в Израиль, где после окончания курсов Техниона в г. Хайфа работал учителем в старших классах средней школы «Ронсон».
В 2001–2005 гг. заочно учился в аспирантуре Санкт-Петербургского государственного университета, где в 2005 году защитил кандидатскую диссертацию по компьютерным методам исследования химических процессов. Автор двух научных статей.
Окончил двухгодичные курсы общественных лидеров израильской партии «Авода».
В 1996 году после долгого перерыва написал первый сборник стихов
на русском языке, а в 2000-м – на иврите.
В течение последующих лет выпустил ряд поэтических сборников на обоих языках. Автор уникальных переводов на иврит стихов Марины Цветаевой, Анны Ахматовой, Бориса Пастернака, Осипа Мандельштама и Иосифа Бродского.
Член-корреспондент Международной Академии науки и искусства Интернационального Союза писателей.
«Я не виню себя ни в чём…»
Я не виню себя ни в чём.Пусть глупо я глаза таращил,По телу буйствуя бичом.И, жизнь укладывая в ящик,Я не виню себя ни в чём.Лечил истерикой ума,Ковал себя холодной ковкой.Не строил, но любил ломать,В еде пренебрегал готовкой,Чтоб время жизни не терять.Что знал – ни с кем я не делил,В других умах не повторяясь.И потому дышал, что жил,Свою исчерпывая малость,Которую по каплям слил.Откладывал икру и яйца,Берёг небесную пайцзу…Разбрасывал дары данайцаНа те вершины, что внизу,Слияньем клавиши и пальца.Белея, распадутся дниВ изысканной аптечной коме.Был я – останутся ониС ненужным блеском на изломеЛьда, в окруженьи полыньи.Свет короток, а ночь бледна.Мне чёрные карлицы снятся…И грешных помыслов ценаРавна невписыванью в святцыИмён, хранящих времена.Прощаю. Слабость не порок.Не вышло. Колокол сорвался.Забыл пророчество пророк,А тот, который мною звался,Уже не мною быть не мог.Ушёл. Повинен и прощён.В звериной стае бессловесен.Так и не высказанный сонНе отыскал слова для песен,Пропал – невидим, невесом…Я каждый, кто застыл во льдуНедосягаемости вышней,Ненужный, я ещё приду,Чтобы уснуть под вашей крышей,Стихи оставив на виду.2021
«Я чувствую вину за то, что не случилось…»
Я чувствую вину за то, что не случилось,За то, что не сбылось, а сбыться бы должно…За то, что сердце дня неравномерно билось,За то, что жизнь моя проходит стороной.Я говорю себе – тебя никто не видел.Несделанному мной есть тысяча причин…Я чувствую вину за то, что не обидел,Что мерами я не отладил величин.За то, что не сказал «спасибо» за услугу,За то, что в щёку мать неловко целовал…За то, что наливал я спившемуся другуПалёного ерша в его пивной бокал.Пускай мой груз вины не так катастрофиченИ кафкианской тьмы пока что не достиг —Я виноват за то, что я до скучного обычен,Что Сольвейг не моя, и я, увы, не Григ.Преступно отделять вину от покаянья,Во искупленье лгать, пусть даже и слегка…Я страшно виноват, что я пока не ранен,До ужаса стыжусь, что не убит пока.И кто бы ни был я – пусть Козерог, пусть Овен,Тем, в дюжину чей знак небесный не вошёл…Я чувствую вину за то, что не виновен.И там, где вянут все, лишь я бесстыдно цвёл.Нет, я не адвокат. Себе я обвинитель,Я свой скелет в шкафу, трепещущая тварь…Мне вечная вина – приятель и сожитель,Голубизны небес сереющая хмарь.2021
Поймите и вы…
Понимаю ли я? Понимаю,Что меня за медяк покупаютИ за два медяка продают…Крупный опт – это дули и дали,В нём лишь сволочь всегда гениальна,Я ж по мелочи, просто продукт.По любви – где-то, как-то, кого-то,Как посуду, сдавал мелким оптом,Проклиная хозяев своих…То ли я крепостной, то ль оседлый,То ль под шарик работаю кеглей,Как советско-израильский псих.Смертью праведной я умираю,Но лежу в ихнем кладбище с краю,Даже если проснувшись с утра…Я настолько неинтеллигентен,Что пью водку заместо абсента,И не любят меня доктора.Понимаю ли я? Понимаю,Что меня из меня изымают.Протезируя тело и мысль…Как зародыш из зоны комфорта,Изымается старость абортом,Отправляясь в библейский круиз.Как спецы поэтических специй,Еретичствуем я и ГельвецийВ небожественном спектре луны…И ядром, что напичкано рванью,На подушках диванных буянюИ стреляю не с той стороны.
Письмо другу
Чего ж тебе всё не живется, старче?То ль белый свет серее стал и марче,И выпал пиками бубновый интерес…Ты вспоминаешь время до потопа,Коммунистическую версию гоп-стопаИ интеллектуальный политес.Что ж ты к земле всё прижимаешь ухо,Ждёшь молодильных яблок для старухиИ долго объясняешься с детьми…Присев, часами выбираешь позу,А ночью – многословно пишешь прозу,Ложась на содержание костьми.Всё бегаешь от идеала множеств,И промысел не понимаешь Б-жий…Как птичка – мало ешь и мало пьёшь.Перед отрезом мысли семь раз меришь,С опаской открываешь людям двериИ звёздного гонца всё время ждёшь.Уже не веришь телу ни на йоту.Жизнь тянешь, как певец глухую ноту,Заглядываешь истине под юбку…Другие, те, что выглядят иначе,Неинтересны, словно мелочь после сдачи,И Дантов ад – уже не душегубка.К успеху нынче не пылаешь страстью,Остаться хочешь целым, а не частью,И прячешь за ворчанием любовь…Всё чаще ищешь золото в молчаньеИ массой заполняешь дыры в пране,Пятная ручкой белизну листов.Прости себя – не ты тому виною,Что твоё время проживаю мноюИ жгу свечу забвенья с двух концов…В себе я вижу каждого второгоИ верю, что в начале было словоТаких, как мы, забытых мудрецов.
«Старые стали мы, старые…»
Старые стали мы, старые…Порознь бредущие парою,Полные и сухопарые —Дети осенней зимы…Пренебрегая одеждою,И, расставаясь с надеждою,Будущим тянемся к прежнему,Нос наблюдая с кормы.Старые, но не исконные,Как пассажиры вагонные.Их измененья сезонныеПрочим почти не видны…Телом своим озабочены,И, привыкая к обочине,Прячем в себе червоточинуБолью души и спины.Все вполовину нездешние.Но не святые, а грешные,Держим привычки потешныеВ строгой недвижности лиц…Ищем в толпе одиночества,И не понять, что нам хочется,Ждём напоследок пророчестваО приближенье границ.Люди, стыдливо неловкие,Хвост мы не держим морковкоюИ наблюдаем за бровкоюБурю опавшей листвой…Жизнью слегка заторможены,Годы в ломбарде заложены,Тропы, что нами исхожены,Снова покрылись травой.В бездну уносятся месяцы,Души по-ангельски светятся,В небо ведущие лестницыВидятся невдалеке…Скромные и знаменитые,Бившие и ими битые,В память бетоном залитые,Скоро уйдём налегке.Может быть, что-то останется,Кто-то о время поранится,Новые странник и странницаВ старость невольно войдут…Мир измененьями выстелен,Ложь – постаревшая истина,Всё, что ещё не написано,До написанья сотрут.
«А в нашем Риме было всё в порядке…»
А в нашем Риме было всё в порядке,Пока не завелись жуки на грядке.Пока среди рабов, потом плебеев,Не наплодилось христиан-евреев.Потом пришли норманны, гунны, галлы…Все варвары, не интеллектуалы.Под конь пустили римскую культуруИ потащили девок на натуру.Где вы, сады сирийских антиохий?Где математики, купцы и выпивохи,Где Карфаген, Дамаск и Вавилон,Богов тысячелетний Пантеон?Пришла беда – так открывай ворота —Похуже Рима византийская пехота…И зародился там источник бед —Взлетел с конём на небо Мухаммед.Но перед этим он, не без изыска,В Торе еврейской творчески порыскалИ перевёл, с грехами пополам,На языке источника в ислам.И мы имеем Ясу, Мусу, Ису,Какую-то косую биссектрису,Что делит ровный угол пополам —Вот здесь иудаизм, а здесь ислам.И рухнула великая культура…Всех кяфиров достанет сабля-дура.И женщины пустынно-жарких странТеперь рожают только мусульман.Они грызутся, варвары Востока,За право вольно трактовать пророка.Чтоб доказать приоритет трактовки,Угробят оппонента из винтовки.А тех, кто попадётся по дороге,Зарежут мирно с мыслями о Б-ге.И снова мчит история галопом…И варвары теперь бегут в Европу.Напуганы, с детьми и безоружны,Но это, разумеется, наружно.Неутомимо воинство пророкаВ брутальной чистке светского порока.В перелицовке бюргерского хламаВ зелёное полотнище ислама.И воспоют над Рейном муэдзины,Закроются трефные магазины…Затопит моду чёрная кирза,От женских тел останутся глаза.Потом Аллах предскажет нам погоду,Где места нет еврейскому народу.И где на десять тысяч лет вперёд —Одна религия – один народ!Так где же, Яхве, ты, скажи на милость?Проснись, пока всё это не случилось.Нет смысла, где-то лет уже полета,Просить заступничества общего Христа.Б-г сущего – останешься в не сущем,Если тобой ислам на мир запущен.Останутся в долине смертной тениПотомки нерождённых поколений.Так дай же ты слепцам отверзнуть очи!Снабди, Господь, гипотезой рабочей.Ведь ты, я верю, славно потрудился,Чтобы такой, как я, на свет явился.2019
Анекдоты, анекдоты…
* * *
Сперматозоид оборзел в струе могучей:Я яйцеклетку оплодотворю всех лучше!Не поняли борзого в коллективе —Ты чо? Мы ж все в одном презервативе!
* * *
Шесть комиссаров – руководство ВЧК —К преемникам своим попали в плен…И под столом дрожали, целые пока,Двенадцать их израильских колен.
