Избранное. Том 3. Никогда не хочется ставить точку
Шрифт:
Вот и Малый Чаунский пролив. Крепчает ветер, заманчиво синеет вдалеке материковый берег. Решили рискнуть. Тугой парус и мотор сделали свое дело; за полтора часа проплыли около 20 км и пересекли пролив. Нагонная волна высока, но «Золотой петух» отлично выдерживает ее.
Снова этот проклятый каторжный берег. Низкая глинистая отмель. Жалобно скрипит по мели и захлебывается мотор, все нервничают. Барашки по морю между тем не на шутку. Вывернули на глубину, и тут же первая волна хлестанула меня чуть не с ног до головы, вдобавок заглох мотор. В общем, я психанул (слово-то какое — «психанул») и повернул к берегу.
Пришлось встать
Пару суток провели тут в палатке. Южный тыловой ветер сменился внезапно на северный сильный.
22. VIII. Наконец лопнуло терпение. Плывем! Долгое время не заводили мотор и 2–3 часа плыли под одним парусом. Ничего, километра четыре в час даем. Конец этого дня был памятен. Ветер незаметно крепчал, крепчал и вдруг совсем озверел. Валы, каждый раза в два выше любого из нас, подхватывали лодку и, как торпеду, толкали ее вперед.
Лихорадочно воет, стучит и плачет наш двухцилиндровый малый, нервной дрожью передает в руки свою силу парус. Хо! Тугая как струна бьется жизнь, ни страха, ни усталости. Когда эта игра стала уж слишком опасной, показались яранги. Как потом выяснилось, 25 км от мыса Горбатого до них мы прошли за час 20 минут.
С трудом подошли к берегу. Круто. Первая волна мягко воткнула нас в сланцевый галечник, вторая захлестнула всю лодку и как перышко бросила меня на лопатки. О третьей и говорить нечего. Приборы, продукты все в воде. На крик выбежали чукчи, кинулись помогать. И смех, и страх. Раз два взяли. Только хочешь дернуть, а чукча уже дернул и тонким голосом говорит «раз два» и смеется.
Заледенели, как цуцики, и лучше любого ресторанного входа показалась нам освещенная дверь яранги. Курить у них тоже не богато. И чаю нет. Попили чайку после 10 часов плавания, даже есть неохота.
Легли спать. Мешок мой хоть и плавал в воде, но намок мало, а у ребят совсем сухие! Лежим. С одной стороны от меня шкура с протухшим нерпичьим жиром, с другой — горшок, куда чукчи периодически сливают из полога, а в лицо ласково лижет собачка. Наши чукчи — хорошие, гостеприимные люди. Две семьи с Айона. Ловят рыбу сетками. У каждого одна сетка, и уже наловили около 2 тонн. Вот это Чукотка! Будут здесь зимовать, построят избушку. Старуха у них страшного вида, но, видимо, добрая, и маленький цветочек тундры — Аня. В отличие от прочих чукотских детей очень весела и подвижна.
23. VIII. Ура! Штиль. Снова болтается на мачте петушок. Отдали чукчам часть чая, оленины. Как они накинулись на это мясо, — видимо, давно его не приходилось им есть. Очень, сердечно попрощались. Наивные люди! Поднимешь руку, чтобы поправить шапку, а они думают, что им еще машут, и обязательно ответят. Обогнули Наглёйнын. Что же дальше?
25. VIII. Вот и снова на базе. После Наглёйнына сдал мотор, долго плыли на веслах, заправлялись.
Опять крепчает (в который уже раз!) ветер. Скажу прямо: страшно в темноте на волнах в такую погоду. Чтобы немного отвлечься, прошу Мишу спеть что-нибудь. Потом надумали вскипятить чай. Налили в ведро воды, на ведро — миску с бензином и сверху чайник. Все это повесили на весло поперек бортов. Граммов 400 бензина хватило, чтобы чайник закипел. Удивительная вещь огонь! Вот горит он слабыми язычками, даже не обжигает руки, а сразу уютнее делается августовская полярная ночь, тише волны.
Так добрались до Кремянки: Горький урок прошедшей ночи, не прошел даром, и теперь лихо, пристали к берегу, не залив в лодку ни капли, хотя прибой был солидный. Забили в землю колы, якорь — и в землянку. Пусто в ней, только дамы на стенах да несколько книжонок, и среди них — «Бестужев Рюмин», памятная мне еще по школьным годам.
Два свечных огарка, оставленных охотниками, докрасна нагретая печь, и кажется, век бы не выезжал из этих 10 квадратных метров. Запоем читал всю ночь, выбегая только взглянуть на лодку — уж очень гудело море. Утром часа в три стало светать, глянул в окно и увидел в 15 метрах стаю гусей. Ходят, щиплют травку. Жаль, фотоаппарат пуст.
Часа в четыре дня отчалили. Штиль. Тумлук. Рыбаки. Чай везде. Это уже торная «домашняя» Чауновская земля.
«Мамонтовая поездка» на остров Айон
11-12-13-14 февраля 1960 г. Сели на «Аннушке» на русле реки Рывеем (север острова Айон) и под снежной косой разбили лагерь. Палаточка двухместная, шкура вниз, сами в кукули. Еще раз возникает разговор о полной неприспособленности нашей одежды к Чукотке. Тяжело, холодно. Огромную неприятность доставляет иней, оседающий на стенках кукуля от дыхания. Лицо все время в ледяном венчике. Сыро. В палатке очень влажный воздух. А так тепло.
В первое мгновение тундра производит после отлета самолета безмятежное впечатление полной отрешенности, тишины.
Она вроде суровой, но доброй матери. Строго наказывает за малейшую оплошность, но ласкова к тем, кто знает об ее силе и делает все возможное, чтобы не идти против. Это все в пику «Белому безмолвию» Д. Лондона.
Розовый закат, розовый снег, с одной стороны, розовые заиндевелые травинки, и синим колотым холодным сахаром отливающая темень, с другой.
Мамонта не нашли. Да и где его взять среди этого хаоса пятиметровых снежных надувов и голой земли!
Охота. Вот оно счастье! После утренней каторги вылезания из мешка, мерзнувших ног, озноба и холодеющего в секунды чая вдруг блаженное сознание теплоты, того, что правильно смазанное ружье не откажет и на таком морозе, что у тебя ловко подогнанная одежда и упругая сила в ногах. Ты хозяин.
Хорошо жечь гексу в палатке. Тепло и можно просушить вещи. Очень много заячьих и куропаточьих следов, но самих животных нет. Видимо, улетели ближе к солнцу.
Сегодня все еще спим. В плохо выбитом от инея и снега мешке замерзал всю ночь, кошмары какие то. Утром стал дремать, просыпаясь, когда немели пальцы на ногах, и вдруг самолет. Летчики идут к палатке, а мы в ответ хором: «На палубе матросы курили папиросы.»
Летим вдоль обрывов Айона. Бело, куропатки — как деревенские девушки в чистых полушубочках. Следы Сашки Конченко, что скрывается от правосудия. Поселок Энмытанаю. Ряды домиков, магазин. Все обязательно здороваются со свежим человеком. Начальник «полярки» — огромный детина. Гоняет на вездеходе по острову зимой и летом. А чукчей в поселке совсем нет. Одни русские.
«Некоторые философы смотрят на многие вопросы философии совсем не по философски». — Э. По. Он же кинул и такую мысль:
«С развитием техники искусство в своем развитии все более и более будет отставать от нее, что приведет в конечном итоге к катастрофе мира».