Избранное. Том 3. Никогда не хочется ставить точку
Шрифт:
Жду от тебя информации о жизни. Как там смысл жизни то? Может, уже нашел его кто? Мы тут газет не читаем, радио не слушаем. И что слышно насчет «сажать»?.
Привет медсестре. Хе-хе.
О. Врангеля, нос бухты Сомнительная, экспедиция СВКНИИ, Олегу Рахтувье и т. д.
Мирон!
Получил от тебя комплект писем, посвященных проблеме Тан Богораза. Сразу ответить не смог, так как только что вернулся из длительной поездки на собаках и сразу же заболел. Какая-то простудная плешь, связанная с легкими. Температура, одышка. Медицины здесь нет, пришлось съездить в бухту Роджерса, там имеется такой молоденький врачонок Валечка. Особа здравомыслящая, замужняя, с очень хорошей улыбкой. Интересный человеческий тип. Интересный именно своей «среднестью». Ну это боге ним. Сейчас что-то совершенно нечетко работает черепок, ком ваты внутри мешает кристаллизовать мысли.
Видишь, какое дело, то, что ты откопал насчет Анны Струнской, Дж. Лондона, дружбы Богораза с Куприным — это чертовски хорошо. Но не надо, на мой взгляд, вдаваться в типичные радости архивных червей: ах, нашлась еще одна бумажка, которой Богораз подтирал попу. Открытия типа его связи с Куприным, Анны Струнской и т. д. должны просто составлять «наполнитель» книги. Понимаешь, это принципиальная позиция: то, что для других сопли и вопли, для нас — наполнитель. Это придает, правда, определенный вес книге в кругах трупоедов, кормящихся чужими биографиями. И только! Основное в книге должны быть наши мысли, идеи и биография Тана — просто призма, сквозь которую мы все это решили пустить. Это, конечно, один из аспектов. Насчет трех томов. Вещь заманчивая. Здорово заманчивая. Но! Сколько же времени ты собираешься их писать? Выдавать дешевку мы не имеем права. А три добротных тома — это лет пять. Имеет смысл заниматься ими только при наличии твердого заказчика. Другое. Понимаешь, писать исторический трехтомник о тех временах — это не наше дело. Мы могли бы написать исторический трехтомник о колымской каторге. Понимаешь? На основе все того же Тана. Первичная колымская каторга «до Тана», каторга времен Тана, «расцвет социалистической Колымы» — «послеТанье», можно частично зацепить и каторгу последних времен. Это тема уже наша, за нее никто не брался, и мы имеем право за нее браться. Основной закон каждой хорошей книги — это максимальное количество информации. Мы берем биографию хорошего яркого человека, неизвестного широкой публике, берем экзотическую страну, так же неизвестную уважаемой публике, и даем их совместное развитие. Мы привязываем их ко времени именами Лондона, Куприна, названием цеп тралов, студенческих забастовок. Мы привязываем их ко времени картинками петербургов, нью-йорков и копотопов. Короче, информации получаются полные штаны. Задача стоящая. Но если у нас не будет твердого заказчика, то, конечно, целесообразнее ограничиться одной книгой, максимально насыщенной содержанием. Короче, это дело нам уже надо обсуждать вдвоем. Пока хватай все, что можешь. Все пригодится в деле. Как ты там выразился: «фактологическая пища для фантазии». Во-во. Это самое и надо. А вообще-то ты орел, Мироша. Правда, по моему опыту, мальчики, которые умеют шустро взяться за дело, умеют столь же быстро остыть. Ты не обижайся. Без таблетки скепсиса у нас ведь никакая пища в глотку не лезет и тем более не переваривается. Вроде как раньше все принимали с пепсином, так мы нынче все со скепсисом. Извини, старик, но что то, ей богу, черепок не хочет работать. Ну что ты хочешь от человека, у которого уже неделю давление 90х70. Порядочные люди при таком давлении умирают. Хе-хе. Во всяком случае пускают себе пулю в лоб, так как трудно перенести презрение к самому себе, которое появляется при цифрах 90х70.
Будь здоров. Пиши. Большое спасибо тебе за письма. Я понимаю, что при твоей занятости это трудно. Без иронии. А востоковедение — хорошая штука. Черт его знает почему, по меня эта наука тоже привлекает здорово. Турки, гаремы, полное отсутствие европейской логики в жизни, непонятное искусство, мудрость и наивность. Восток — это вещь. Сим глубоким по смыслу и оригинальным по форме выражением кончаю.
Начальнику всех психов Северо-Востока Профессору богоразоведения Светочу атеизма Гнусному многоженцу Привет!
Милый брат Мироша. Сейчас приволокли с бухты Роджерса твое письмо. Оно мне так понравилось, что я, не умыв рожи, натянул штаны из тюленьей кожи, сунул в зубы трубку и сел стучать ответ. Пробуждение несколько позднее — шесть вечера, но до девяти утра читал «Виргинцев» Теккерея, а перед этим пил водку, которую выменял на гусей у пилотов случайного самолета. Три гуся — бутылка водки. Как видишь, и я перешел на натуральное хозяйство. Я тебе как-нибудь расскажу эту изобретенную мной систему ты много посмеешься. Это доставляет удовольствие — жить за счет своей смекалки и мускулов. Насчет здоровья ты запоздал. Спасибо зарядке — здоровье в порядке. Не поверишь, десять дней тому назад мы с Серегой несколько суток ходили по пояс в воде и в снегу, почти что босиком, если можно считать обувью связанные ремешками драные оленьи чулки, раскисшие в дым неделю тому назад. И даже не чихнули. Влипли мы тут в одно приключение, расскажу на медвежьей шкуре под водку и трубку доброго капитанского табачка. Смешно: тревоги в аэропорту, поиски, голодуха, давно я не пережинал таких пионерских радостей. Экзотичнее всего были последние капли керосина в примусе. Здесь травки и кустиков нет, камушки не горят. Колья сожгли и кустик, и палатка растянута на винтовках. Но мы орлы ребята. На последней кружке керосина нагрели воду, кинули в нее мелко нарезанного гуся и так его и сожрали, сырого, теплого и кровавого. А потом проспали ровно 26 часов. В те сутки мы прошли в тумане около 50 километров по воде, снегу, только водичка вентилировала ноги, заблудились, выспались и поперли дальше, только матом крыли бога, власть и рюкзаки. Хороша жизнь белого человека. Ты не представляешь, какая это радость выйти на берег моря, найти какую-нибудь древесинку и с звериным наслаждением греть ноги руки и пить чернтоший чай. Через полчаса весь мир делается розовым, двадцать километров до базы кажутся пустяками. Взваливаешь рюкзак и плетешься, вспоминая разных знакомых, милых женщин, друзей и т. д. Все же жизнь неплоха. Можно всю ночь прошляться по тундре за гусями, потом сидеть на койке, поджав ноги, голым в тюленьих штанишках, пить чай и толковать о том, какой способ выделки медвежьих шкур лучше оправдывает себя и как организовать промысел в районе мыса Хищников и т. д.
А, впрочем, я увлекся.
А знаешь, Мироша, бывает по азиатски просто. Наверное, я тебе как-то болтанул о своей кошмарной любви к одной девочке, чуду природы, дочери русского и пиарского народа. С такими глазами. Она немного увлекалась радостями жизни, и осенью я хотел все это дело пресечь. Либо ее привезти в Магадан, либо самому остаться там. Меня она, конечно, считала одним из столпов русский мысли. Я, дурак, пренебрег этим золотым правилом плече плеча, старался быть просто веселым парнем. При возвращении с того похода мне дали письмо от нее. Великолепный документ. Пишет, как на днях ее обабили по пьянке, как шла кровь, как она уже через пару дней (уже все равно) скурвилась с другим подонком и теперь живет с ним, сама того не желая. Письмо, достойное опубликования в самой солидной прессе. Я ушел в тундру, полежал на кочках. Надо бы пореветь, но не получилось. Землю жрать хотелось. Ты пойми, старый ученый чудак, среди всякого цинизма — это было самое лучшее, что у меня было, самое чистое. Ну зачем же так то? Лететь к ней? Я не могу с ней жить, мне будет брезгливо после этого письма. Все могу, но этого не могу. Разозлился и послал ей пощечину. Эх, дьяволы! Очень хочется глотку рвать.
Ну, азиатские эмоции можно кончить. Мирон, ты ведь не обижаешься, верно? Не могу же я орать на подчиненных парней своих, а эскимосов я люблю и орать на них не умею. Так что ты единственная кандидатура, на ком можно сорвать злость и выпустить наружу фашистика. Все идет к лучшему. Сижу иногда (в штанах из тюленьей кожи) и думаю — какого дьявола мне, засранцу, надо? Хошь экзотику — лопай сколько влезет. Пишешь — все же публикуют. Наука — поддается. Женщины — часты осечки, но меня на этот спорт не особенно тянет. Друзья — есть друзья, лучшие ребята в Союзе, как мне кажется. Так какого еще надо? Не знаю. Вероятно, это просто конфликт между первобытной сущностью психики, данной от рождения вятскими предками, и насильственным оцивилизовыванием, полученным после в институте. Ну и дьявол с ним. Вот заработаем кучу денег, и уйду я в чудаки. Здесь, на Врангеля, присмотрел охотничий участок, избу колхоз построит, бабищу найду. Буду жрать, спать, размножаться и читать без всякой цели какого-нибудь глупого Бокля.
Будь здоров, милый чудак Мироша. Старик, а ты плюнь особо распинаться в освоении культурного наследия. Ты говоришь, что не можешь иначе. Ты просто попал в колесо, из которого действительно кажется, что нельзя иначе. А ты попробуй вдруг бросить многое. Ты знаешь, милая улыбка жены и элементарный спор о том, как варят щи, иногда стоят «Евгения Онегина». Впрочем, я никогда не был женат по настоящему, поэтому как-то здорово ценю такие минуты. Сейчас попробуем перелететь в Эгвекинот. Оттуда 300 километров будем сплавляться по Амгуэме, потом начнется тысячекилометровая эпопея на вельботе вдоль побережья. Вот тогда среди туманов, штормов, диких холодов они и пригодятся мне в самую доску (мои любимые штаны из шкуры тюленя).
Будь здоров, старина.
Привет супруге.
Остров Врангеля, 2 пиши 1963 Олег Махмуд Шалоы аба в Тюленьих Штанах.