Избранное. В 2-х томах. Том 1
Шрифт:
Странно быстро, как в калейдоскопе, мелькают события. Еще только избраны председатель Совета Федерации и Государственной Думы, как тут же идет перестановка в Правительстве. Сегодня Егор Гайдар объявил о своей отставке. Причину отставки объяснил тем, что принимаются решения в Правительстве Черномырдиным без согласования, без уведомления вице-премьера. В частности, он назвал решение по Белому дому, объединение общерублевой зоны – российской и белорусской.
Сегодня по телевидению Геннадий Зюганов бросил реплику, что Гайдар все свое уже сделал: развалил промышленность, фундаментальную науку. Я не сторонник Зюганова, но в данном случае, так оно и есть. От большой науки, от промышленности могут
Двадцать четыре года как я женат. Помню, через месяц после нашей свадьбы мы купили с женой новый симпатичный шифоньер, собрали его и установили у торцовой стены комнаты. И вдруг мне показалось, что ближе к углу он будет стоять более рационально. Передвижку я затеял один, когда жена была в институте. Непростое дело для одного: передвинуть трехстворчатый внушительный шкаф. Но я был молод, изобретателен и, главное, хотел сделать сюрприз жене.
Тогда шифоньеры выпускались с ножками, ввинчивающимися снизу в днище шкафа. Это я успешно использовал. Просто так двигать было нельзя, ножки кособочились и грозили сломаться, тогда я решил подкладывать под каждый угол поочередно стопку книг и выворачивать ножку. На стопке книг, как на шарнире, разворачивал шкаф, передвигая его ближе к углу. Все шло хорошо, шкаф был уже почти на месте, когда вдруг дверцы во время очередного поворота раскрылись, крепеж не выдержал и… огромное зеркало, со звоном упав на пол, разлетелось на куски. Я был потрясен. Но не потерей зеркала, а тем, что по примете должно было следовать за этим. Разбил зеркало – значит, ждать большого несчастья. Я сразу почему-то соотнес это с нашим браком, с моей женой. Я не мог допустить разрыва. Я любил свою молодую жену.
Что это, чистая случайность? Я ведь мог не разбить зеркала, и все было бы нормально, а тут, пустячное неверное движение – и оно дает начало действию уже других событий. Вступают в силу законы этой мрачной приметы.
Я решил идти наперекор и вопреки всему. В этот же день, пока не было жены, раздобыл в комиссионке (мне повезло) почти такое же зеркало. Вставив его, разумеется, ничего жене не рассказал, а себе дал слово: сделаю все, чтобы брак наш был вечен. Наперекор и вопреки всему! И я, особенно первые годы, постоянно помнил о своей установке. Это было моей постоянной заботой и тайной.
Кажется, я сделал то, что обещал себе. Об этой истории говорю вслух впервые. Конечно же, о ней не знает и жена.
Много позже этот случай мне неожиданно помог.
В 1984 году я получил предложение стать директором завода. Предложение не было для меня внезапным. Анализируя ситуацию с возможным моим назначением, вспомнил фразу, оброненную писателем Солоухиным. Он сказал (цитирую по памяти): «Я не смог бы быть директором – я слишком люблю справедливость». И еще мне не давала покоя фраза, сказанная моим приятелем: «Чем выше по ступенькам карьеры, тем меньше остается порядочных человеческих качеств».
После неспешных раздумий решил: если мне предложат быть директором, – соглашусь. Но поставлю перед собой, как тогда – в начале семейной жизни, – зеркало. И пусть оно будет беспощадным. И пусть про него никто не знает. Но оно будет. И это будет моей заботой и тайной.
«Вопреки и наперекор» – этот девиз, который родился у меня, держащего осколки зеркала в руках, остался во мне и со мной навсегда.
Если наше общество катится к катастрофе, то катастрофа будет обусловлена тремя причинами. Первая: отсутствие концепции в построении демократии. Нет четкой идеи демократии, все абстрактно, и прояснением того, что такое демократия, никто у нас не занимается. Ответственными за все это считаются верхи: Парламент, Правительство. Их критикуют. Но демократия тем и отличается от недемократии, что порядок наводится снизу. И надо это понять, а потом действовать. Демократия устанавливается снизу.
Вторая причина: полное непонимание обществом целей и задач средств массовой информации. Почитайте газеты: одни вопросы, кто допустил то-то, почему получилось то-то и то-то. Вопросы и вопросы. Спрашивают тех, кто по другую сторону. А спрашивать надо тех, кто мог, должен был, но не сделал необходимого.
И третья, которая тяготит меня каждый день как директора: отсутствие четко разработанной политики государственной поддержки на местах, в отраслях, на предприятиях, в производственных структурах.
Мы задолжали три миллиарда рублей, нас заставляют брать кредит под 213 процентов, что является откровенным грабежом.
У нас два дня был представитель одной из германских фирм. Когда я назвал эту грабительскую цифру, то он несколько раз переспросил, боясь, что ослышался. Мы ему с трудом могли объяснить столь глупейшую ситуацию. И это еще льготные (!) проценты! (Он схватился за голову.) Но это еще ничего. Кредиты даются сейчас только под залог оборудования, помещений, под основные фонды. Мы намерены были взять 1,5 миллиарда рублей, чтобы заплатить долги. Но нам поставили условие: дайте в залог детские садики, туристическую базу на Волге, профилакторий. Берут в залог только то, что можно превратить в офисы, в доходные объекты. Если учесть, что стоимость профилактория и садика намного меньше ежемесячного долга энергетикам, то практически два, три, четыре месяца – и промышленное предприятие останется без них.
Все отдано коммерческим банкам. Сначала коммерческие банки задержали оплату за нашу продукцию, средства крутили по три-пять месяцев, зарабатывая на этих деньгах большие прибыли, затем из этих же средств дают нам кредиты, беря от нас под залог наши объекты. Они вконец нас разорят! Мне кажется, что беда еще в том, что в первую очередь Правительство допустило коммерциализацию банков, а надо было сначала коммерциализировать предприятия.
Я невольно вспомнил последний пуск завода после капитального ремонта в сентябре прошлого года. Мне в это время потребовалось срочно уехать в Москву. Из гостиницы «Ленинградская» звоню через день главному инженеру узнать, как идут дела, а тот в смятении докладывает, что начали пускаться и на середине остановились.
Что значит оставить без энергетики завод в момент пуска? Это только специалистам понятно. Энергетики требуют оплатить 1,5 миллиарда рублей долга. Такая ситуация. Если я лет семь назад, когда были проблемы с пуском завода, обеспечением материалами, мог приехать в Министерство и с замминистра или министром обсудить ситуацию и надеяться, что будет принято объективное решение, то сейчас все совершеннейшим образом изменилось. Будучи в Москве, я ни к кому не мог пойти и обсудить проблему. Нет таких структур. А если завод не пустим, мы ничего не оплатим вообще, ибо не будет продажи продукции. Наши десять миллиардов рублей, которые должны потребители нам, где-то крутятся. Просить помощи в наведении порядка с оплатой продукции не у кого.
В конце концов завод пустили, но только тогда, когда я дал добро, чтобы главный инженер от моего имени дал письменное указание управляющему банка – все средства, которые в ближайший месяц придут на счет завода в необходимом количестве, в первую очередь направлять энергетикам.
У нас в российском самосознании укоренилась бравада, что очень многое мы можем сделать враз, экспромтом, на эмоциональном подъеме. Мы не педантичны, как Запад, зачем нам анализ? Даже классики, интеллигенция, Федор Иванович Тютчев, которого я люблю как поэта, даже он, невольно, способствовал тому, чтобы мы жили чувством больше, чем рассудком. Мы бравируем теперь даже тем, что «умом Россию не понять, аршином общим не измерить…» Умом Россию не понять… Как же не понять? Я думаю, что Федор Иванович с болью говорил об этом. И в подтексте этой фразы звучит, наоборот, призыв к потомкам, чтобы они попытались Россию понять именно умом. Мы же сначала делаем, а потом думаем.