Избранное. В 2-х томах. Том 1
Шрифт:
Добрую половину дня переговаривались относительно изопропилового спирта с Орским заводом. Вопрос так и не решен. Остаемся в подвешенном состоянии.
Накануне, тридцатого числа, руководство соседнего нефтеперерабатывающего завода телеграммой предупредило нас, что если не заплатим семьсот миллионов рублей тридцать первого числа, то после семнадцати часов будет перекрыто сырье на завод (примерно тридцать процентов от общего объема). Сошлись на том, что, если налоговая инспекция, взявшая с нас лишних семьсот миллионов рублей, перечислит деньги на счет НПЗ, нам сырье не закроют. Перечислять надо сегодня. Много сил ушло на переговоры с банком и налоговой
В этот же день надо было решить: будет ли подаваться пар и электроэнергия с 1 января, поскольку мы пытались не подписывать договор с энергетиками на будущий год. Условия кабальные: в случае неуплаты в срок (а платить в срок почти невозможно), пеня будет начисляться в размере двух процентов от задолженности. Посчитали. Это тридцать два миллиарда рублей за год. А мы всего заводом получили в прошлом году прибыли двенадцать миллиардов рублей.
Часть проблем все же решить удалось. Но ведь так работать нельзя! В таких условиях как-то еще может работать швейная контора, торговая точка. Но громадный завод с опасной технологией, где действуют процессы с давлением в сто атмосфер и при температуре до пятисот градусов? Какие же сложности ждут нас в новом году?!
С первых дней перестроечного галопа начал собирать вырезки из газет. Настолько был ошеломляющим шквал информации, мнений, воззрений, что невозможно было выпустить газету из рук. Обнаружилось, что не хватает папок. Постепенно начал сокращать число вырезок, а потом и вовсе забросил начатое. Но некоторые газеты откладываю в сторону еще и теперь. Вот «Российские вести» за 4 декабря 1993 года. Статья Егора Гайдара «Банкротство предприятий – это банкротство их администрации, но отнюдь не коллективов». Он пишет: «Банкротство предприятия – это, прежде всего, банкротство его дирекции, банкротство прежней концепции развития предприятия. Действительно, для дирекции обанкротившееся предприятие – это очень плохо и страшно, для коллектива же это может быть началом существенного повышения доходов, если в результате банкротства удастся привлечь более компетентную администрацию, заинтересованных инвесторов, разструктурировать предприятие и производить нужную обществу продукцию».
Егор Тимурович опытный теоретик и умный человек, но в данной случае у него очень многое просто не логично. Мы вот заинтересовали инвесторов. Два производства решили реконструировать. Нам открыта кредитная линия в сто двадцать миллионов долларов – Баварский банк стал нашим партнером, нашли передовую американскую технологию. Это будет мировой уровень. Вот наша концепция, наши инвесторы. Мы создали совместное предприятие с немецкой фирмой «Линде» и американской компанией «Юнион Карбайд», и уже идет полным ходом проектирование и подбор оборудования. Цель – построить новое производство с малыми затратами электроэнергии, с выпуском качественного полиэтилена, конкурентоспособного на мировом рынке.
Но – галопируют цены на сырье и энергетику. Будущее производство по нынешним ценам уже нерентабельно. Нужны не советы, а протекционистская политика государства в отношении российского производителя, без которой движения вперед не будет.
Нельзя в этот переходный период, когда мы осуществляем необычайно важные преобразования, являемся участниками сложнейших процессов, жить без поддержки власти, без переходной программы, без руководства этой программой со стороны Правительства.
А что получается? Под ту реконструкцию, которую мы затеяли с производством полиэтилена, нами получена правительственная гарантия. Сам Гайдар от имени Правительства и подписал ее. Но вот прошел год. И за этот срок вышла масса указов, постановлений, которые напрочь перечеркнули все гарантии.
Ко мне приехал из деревни отец. (Было это еще до перестройки.)
Погостил два дня. На третий пошел я его провожать до автобуса. Спустились на лифте, вышли из подъезда девятиэтажного дома… Он обратил внимание на кучу хлама. Там лежали целые груды битой мебели. Подошел, потрогал один стул, другой, и сказал:
– Варвары, – и стал осматривать остальное.
– Мы опаздываем, – поторопил я.
– Ничего, – сказал отец, – успеем. А вот ты подойди, посмотри.
У одного ножка рассохлась, у другого спинка отлетела. Чуть подклеить, и все, стул нормальный.
– Тебе жалко чужого стула?
– Мне жалко Россию.
– Ну-у, ты уж очень глобально мыслишь.
– Глобально, не глобально, а чтобы сделать стул, надо спилить дерево, высушить его, брус сделать, потом на станках обработать, затем все пойдет по конвейеру, а уж после будут делать стулья. Столько народа задействовано, чтобы этот стул сделать! А вдруг – выкинуть, потому что хозяин не умеет подклеить ножку. Цену всему забыли. Вот причина.
Когда подходили к остановке, он приотстал и, показав пальцем на три автомашины, стоявшие у подъезда с работающими двигателями, с горечью сказал:
– Вот еще картина. Останетесь вы без всего, будет у вас конек и ванек.
– Какой конек? Какой ванек?
– Такой. Все ресурсы, всю нефть и лес переведете. Сожжете все, останетесь без самолетов, без машин, будет снова у вас конек да ванек с сохой. Вспомните мои слова.
Он говорил это в конце семидесятых. Меня эти слова тогда как-то всерьез не задели. А теперь думаю: если бы каждый государственный и негосударственный деятель вот так, по-мужицки, смотрел на вещи и болел за свое и за государственное! Может, тогда и не нужна бы нам была никакая перестройка?..
Наш небольшой город – ведомственный. У него нет своих органов в исполкоме, которые занимались бы бытом: все улицы и дороги, тротуары, скверы разделены между промышленными предприятиями. Раньше, когда действовал горком, обычно собирал нас первый или второй секретарь. Все руководители садились в автобус, нас возили по улицам и стыдили за неубранный мусор, за разбитый асфальт, за неухоженный сквер. И мы обещали заниматься. Но делали, по правде говоря, мало. Потому что была сутолока, была масса своих забот.
Сейчас горкома нет, секретарей нет, а улицы чистые, дороги ремонтируются, зелень обрезана. Никто не шумит, не кричит, никто не говорит, что ты только до следующего бюро горкома будешь работать, а дальше… все: «тебе руководителем не быть. Ты даже не можешь справиться с уборкой дорог». Теперь все чисто, нормально. Я сначала удивился этому наблюдению, а потом подумал: а ведь был эффект обратного действия, когда кричали, заставляли, руководили на каждом шагу, хотелось тоже показать свою «самостоятельность», которая выражалась в пусть маленьком, но неподчинении. А сейчас просто дана эта самая самостоятельность, и она сама обязывает следить за собой. С тобой по-человечески обращаются, администрация города видит в тебе партнера по работе, а не меньшего брата, которого можно всегда щелкнуть по носу. Может быть, от этого даже больше дела делается и с большим удовольствием.