Избранное
Шрифт:
Поезд шел все трудней, медленней.
— Вот тебе и ускоренный! — говорили пассажиры. — Что ж это такое, какие морозы!
«Почему морозы могут мешать паровозу? — думал Андро. — Ведь он железный и так хорошо устроен. Что ему морозы?»
Андро спросил об этом деда, дед тоже не знал.
Но вот в вагон вошли люди в огромных замасленных тулупах, с фонарями и инструментами.
У одного в руках видны были свернутые красные и зеленые флажки.
Хотя он озяб больше всех других — руки у него были синие, глаза слезились, а на густых бровях сверкал иней, — но Андро он показался
— Зверь, а не мороз: рельсу разорвал на двадцатом километре. Вот и едем чинить.
— Холодно! Как ты работыш будыш, башта [63] ? — со страхом спросил дед, изумленный смелостью этих людей.
Хотя стрелочник был не в том возрасте, чтобы старый человек мог назвать его отцом, но дед еще плохо говорил по-русски, хуже Андро.
— Э-э, морозов мы, что ли, не видали? Сын вон из Кузнецка пишет — в эти дни у них строили, стены клали.
— Ой-ой! — сочувственно покряхтел дед.
63
Башта — по-болгарски — отец.
— А то как же, строили! — сказал стрелочник, вытирая рукавом мокрые брови, и весело подмигнул Андро. — Откуда такой черненький едет?
— Из болгар мы, — ответил дед.
— Ага, понимаю: румыны, значит.
На маленькой станции Андро с дедом вышли, а поезд ушел дальше.
На станции было пусто; у каменного крыльца валялись клочки сена и соломы, но не видно было ни одного извозчика.
В Доме колхозника народу было мало. Одни лежали на койках, другие примостились на корточках у горящей печки. И тут все говорили о морозах. Ямщики не брались везти, но дед настойчиво уговаривал ехать.
— Куда: в такой мороз поедешь? До совхоза десять километров, — сказал старик-извозчик, с сомнением поглядывая то на деда, то на тулупчик и на тонкие валенки Андро.
Дед дал хорошую цену, набавил еще, и старик наконец согласился.
Лошадка у него была хорошая, легкая, и за село выехали весело. А за селом — ветер. И сразу солома на санях и воротник на тулупчике Андро стали седыми. Над дорогой и полями курилась поземка.
Андро сел спиной к ветру. И это не помогло. Овчинный тулупчик показался ему теперь не толще бумаги. Андро съежился, закрыл глаза, начал дрожать.
Захватывало дыхание, и он думал: «Хорошо бы иметь еще один тулуп, еще два, три тулупа!»
Потом заныли ноги. Захотелось спать.
Вдруг он почувствовал, что кто-то толкает его, будто хочет сбросить с саней. Он открыл глаза. Лошадь стояла. Извозчик тыкал в Андро кнутом и кричал:
— Беги, замерзнешь!
Андро не хотелось слезать. Но дед поднял его и поставил на землю. Лицо у деда было белое, и глаза под заиндевевшими бровями смотрели тревожно.
— Солнце, никак, затмило, будь ты неладно! — сказал извозчик. — Вот наказание!
И втроем они побежали рядом, спотыкаясь о сугробы. Ветер сбивал Андро с ног, и ему казалось, что небо давит на голову и что сверху льется этот невыносимый холод.
С
Снова сели в сани, снова поехали, и снова Андро видел эту ворону, такую одинокую на пустынной дороге. Старая, огромная, как орел, она летела очень близко, и видно было, что на правом крыле у нее не хватает нескольких перьев.
— Что ей от нас нужно? — спросил Андро у извозчика.
Тот показал кнутом на хвост лошади. Дымящийся навоз падал на дорогу. Не успевал он упасть, как уже леденел и подскакивал на земле, точно резиновый. Тогда ворона складывала крылья, садилась и начинала клевать. Она выглядела и голодной и усталой. По дороге в эти дни никто не ездил.
Ямщик часто перегибался с саней и поглядывал вниз, на завертку оглобли.
— Вот горе, — бормотал он: — завертка оборвется, на морозе не завяжешь.
Дед и Андро тоже смотрели вниз, и обоим становилось страшно.
Веревка порвалась, когда спускались с горки и уже видны были постройки совхоза — силосные башни без окон и высокий ветряной двигатель с железными крыльями. Ямщик снял рукавицы. Два раза садился он на корточки у оглобли и два раза вставал, сердито глядя на свои закоченевшие руки. Узел нельзя было развязать. Ямщик сказал Андро:
— Дай-ка, мальчик, твой пояс, а то мы замерзнем.
Андро было очень жаль пояса, отдавать его не хотелось, но солнце в небе стояло такое страшное, мутное, в лучистом оранжевом круге, что он решил: «Пусть лучше пропадет мой пояс».
А зато старик дал ему подержать кнут. Сам он тоже распоясался и дрожал, как Андро. И прежде чем браться за оглоблю, он засовывал пальцы в рот и клал их под теплый язык. Дед тоже садился на корточки и помогал ямщику. Андро же нечего было делать. Он размахивал кнутом, отгоняя замерзшую ворону, которая все норовила сесть на сани.
Потом тронулись дальше.
И вот уже пустая улица, ветряк и каменная башня, которую видел с пригорка Андро. Дома стояли большие и веселые среди снежных полей. Но Андро все казалось, что поставлены они здесь нарочно, а жить в них нельзя. Как можно в них жить, когда кругом такой холод?
Наконец сани остановились у крайнего дома. Дед взял Андро под мышки и внес в избу, а сам ушел в контору отыскивать сына.
В избе действительно никого не было. Андро потопал ногами. Валенки скрипели, под ногами кололо.
Вдруг с печки раздался тонкий голос:
— Полезай сюда!
Андро посмотрел вверх и увидел только лохматую голову. На печку он не полез, а продолжал стоять посреди избы, топая ногами. С печки спрыгнул кот и прошел мимо Андро к столу, на котором стоял глиняный горшок со сметаной. У кота не было ни хвоста, ни ушей. Затем слезла девочка, без валенок, в толстых шерстяных чулках, перевязанных у колена тесемкой. Она остановилась перед Андро и внимательно осмотрела его. От изумления Андро перестал топать. Девочка была вся белая: у нее были белые чулки, белые волосы, и даже глаза ее показались Андро белыми.