Избранное

Хоакин Ник

— Они получат этот участок, — сказал отец, — и они смогут строить здесь все, что им угодно, но только после моей смерти.

Оглянувшись назад, Конни увидела безобразные обгорелые балки, отбрасывавшие длинные тени. Теперь там все сгниет, а что уцелеет, растащат на дрова соседи; кустарник разрастется еще гуще и выше, и все превратится в джунгли, в темноту чернее ночной.

А потом, в тот ужасный день, Мачо спросил ее:

— Что случилось с вашим старым

домом?

— Ничего. Там никто не живет.

— Почему?

— Там одни развалины да кустарник.

— Печально.

— Мы ездили туда — папа, мама и я — после того, как оттуда ушли американцы. Это было вскоре после войны.

— И что?

— Ничего. Мы просто посмотрели на то, что там осталось, и нам стало грустно. О Мачо, это было ужасно. Ты помнишь сад? Ну так вот, теперь там самые настоящие джунгли. По крайней мере так было, когда мы туда приехали. Я в них чуть не заблудилась.

— Вам надо было взять меня с собой.

— Но тебя тогда еще не было в Маниле.

— Ну а сейчас, когда мы вернулись — (они только что возвратились из-за границы после медового месяца), — ты не думаешь, что нам стоит съездить туда и посмотреть? Может быть, твой старик захочет подарить нам эту землю.

— Мама тогда спросила меня, хотела ли бы я жить там, когда выйду замуж.

— И что ты ответила?

— О, тогда я была просто глупой девчонкой.

— Ты отказалась?

— Когда я увидела развалины, у меня по коже пошли мурашки.

— Понимаю. Я чувствовал себя точно так же, когда после войны вернулся в свой старый дом. Поэтому я и убрался оттуда.

— Но теперь, Мачо, мне все равно, где жить, лишь бы мы были вместе.

— О, как это мило с твоей стороны! За завтраком ты всегда само очарование.

— Обедать будешь дома?

— Полагаю, да.

— Мама просила меня быть осмотрительной и не отпугнуть тебя моей стряпней.

— Она заезжала? Когда?

— Нет, ее здесь не было. Я ей звонила.

— Вот как!

— А что?

— Я пытался дозвониться до нее бог знает сколько раз.

— Зачем?

— Дорогая, в конце концов, должен же я регулярно докладывать ей, каковы твои успехи в роли жены.

— И каковы же они?

— А разве ты сама не догадываешься?

— Так ты не хочешь мне сказать?

— Почему, конечно, я могу сказать, но нельзя ли еще кофе?

— Ах, дорогой, боюсь, уже не осталось.

Мачо уехал, а она пошла к нему в комнату посмотреть, сколько у него рубашек и каких — она собиралась подарить ему несколько рубашек ко дню рождения, — и нашла письма.

Когда в полдень он вернулся, она сидела

в гостиной.

— Мне все же удалось поговорить с твоей мамой.

— Да?

— Да. И я доложил ей о твоем поведении.

Он ждал, но вопроса не последовало. Тогда он спросил:

— Тебе не интересно, что я ей сказал?

— Да, пожалуй, не интересно.

— Ты не заболела?

Она не ответила.

— Ты устала. Давай тогда пообедаем.

— Обеда нет.

— Нет?

— Я думала, может, мы пообедаем где-нибудь в ресторане.

— В ресторане? Сейчас?

Неожиданно она вскочила на ноги и с отчаянной бесшабашностью крикнула:

— Да! Поедем куда-нибудь, будем есть, пить и танцевать, давай?

— Я — за. Но ты уверена, что ты хорошо себя чувствуешь?

— Конечно! — воскликнула она, поцеловала его в щеку и бросилась в спальню.

— Я буду готова через минуту! — крикнула она на бегу.

Но когда он вошел в спальню, она неподвижно сидела на кровати в одной комбинации.

— Конни, в чемдело?

— Мне надо вернуться.

— Куда?

— Не знаю.

— Дорогая, прошу тебя, перестань вести себя так, будто ты сошла с ума.

— Ладно. Я сейчас оденусь.

— И давай никуда не поедем. Откроем банку с бобами.

— С бобами? — Ее вдруг затрясло от смеха. — Но я вовсе не хочу бобов! Я хочу куда-нибудь поехать, я должна куда-нибудь поехать! Ну, пожалуйста, Мачо, доставь мне такое удовольствие — поедем куда-нибудь, будем есть, пить и…

— Хорошо, хорошо! Только успокойся!

Он подозрительно посмотрел на нее.

— Конни, ответь мне… может быть, я — как бы это сказать — скоро стану отцом?

Это вызвало у нее такой приступ смеха, что она повалилась на кровать.

А потом неделю спустя произошло то странное событие. Это случилось на другой день после того, как она побывала у матери, на другой день после того, как она встретила Пако. Было утро, и она, задумавшись, сидела в спальне. И вдруг утро превратилось в ночь, а она оказалась в старом саду, прямо перед Биликеном. Она не знала, как попала туда. Уже потом она нашла свой автомобиль у ворот, но не могла припомнить, чтобы она ехала туда, и вообще не могла вспомнить ни одного события с самого утра. Несколько часов просто выпали из ее памяти. Казалось, она только что сидела в спальне, и ее мучили тяжелые мысли, как вдруг оказалась рядом с Биликеном — и все стало хорошо. Она улыбалась, на душе ее было спокойно, она понимала Биликена. Они снова были единым целым.