Избранное
Шрифт:
Хорошо, но все-таки какую цель преследовала женщина? Для чего хотела она познакомить меня с этим молодым человеком? Вряд ли это пришло ей в голову неожиданно и она не имела возможности или случая предупредить меня об этом. Такой же точно значок в виде молнии, какой носил покойный. Может быть, это эмблема организации, именуемой «Синдикат услуг Ямато». Коль скоро этого юношу называют старшим, не значит ли это, что ребята, выстроившиеся вдоль дороги, — караул, находившийся в непосредственном подчинении умершего?.. но постой, действительно значок этого молодого человека такой же, как у Раздвоенного подбородка, однако… нет,
Чего же хочет женщина?
Здесь ли, на месте, пришла ей в голову эта мысль? Или, может быть, до последнего момента было нечто, заставлявшее ее опасаться нашего знакомства? А возможно, она решила, что ей удастся извлечь выгоду из этой встречи, воспользовавшись тем, что я не был к ней подготовлен?
— Старшие у вас меняются?
— Нет.
Бесстрастный, официальный тон, конечно, напускной. Отсутствие выражения — казалось, он выгладил и расправил мельчайшие морщинки страстей, чтобы уравновесить в себе абсолютное подчинение и абсолютный протест. Расположить к себе такого парня не в тюрьме, а в обычных условиях почти невозможно. Есть лишь один выход: сесть вместе с ним в тюрьму и бросить ему вызов в опасной игре «кто кого». Сейчас же такой возможности нет и…
— Трудно, наверно, и вам тоже — такая неожиданная смерть начальника группы…
— Трудно.
— Теперь вы сами будете возглавлять группу? Или, может быть, назначат нового начальника?
— Распустят, наверно.
— Почему?
— У босса было много сложностей с начальником нашей группы… Несовершеннолетних ведь легко выследить… будь то просто убежавшие из дому, будь то такие, из которых шайка кровь сосет… а уж как выследят — глаз не спускают, морока… дело с ними иметь хлопотно…
Ребята, убежавшие из дому… в сердце что-то оборвалось, даже дух захватило… значит, это ребята, убежавшие из дому?.. и тот был начальником группы в синдикате, использующем убежавших из дому ребят, и, значит, у него, естественно, была совершенно иная, чем у нас, точка зрения на него, человека, который исчез. Знала ли об это женщина. Не исключено, что, зная все, она и решила познакомить меня с этим юношей.
— Я от имени всех прочел надгробную речь. — Может быть, из желания разрядить гнетущую атмосферу, он сел более непринужденно. И вдруг вызывающе: — Ха, я даже плакал. Начальник группы любил людей. Да, я плакал. Сколько ни делала налетов полиция, ни один из нас даже рта не раскрыл. И мы ни за что не хотим теперь домой возвращаться. А боссам невдомек… все любили начальника группы… прямо влюблены были в него… ну ничего, просто так это не пройдет…
— Но если известен преступник, нужно отправить его в полицию.
— Что вы глупости говорите? Его ведь убили-то по ошибке. Начальника группы застрелили из пистолета. А разве у тех рабочих были пистолеты?
— Кого же вы подозреваете?
— Ну знаете…
— А самый старший босс, наверно, не согласен?
— Может, он потому и пугает, что распустит нашу группу?
—
— Да, конечно, наши клиенты все первосортные. И потом, мальчики, те, которых вы видели на улице, тоже стоящие.
Я наконец с трудом начинаю постигать характер деятельности этой группы. Мне как-то не приходило в голову, что на стоянке микроавтобусов у реки не было никого из этой группы… клиенты… стоящие мальчики… я начинаю понимать… группа мальчиков… торгующих собой… и тот человек — их наставник… и если все это делается достаточно ловко, никакой закон им не страшен… но далеко не каждый способен вести такое дело… если не быть с ними в одной упряжке, выполнять роль пастыря трудно… когда выгода не сочетается со склонностью, дело проваливается. Рассудив, я кажется, начинаю понимать, почему такое тягостное впечатление произвели на меня эти похороны. Теперь никто не знает, что делать с этой группой. Потому-то начальство быстро ретировалось, оставив в качестве своего представителя управляющего. Одна лишь выгода не заставит этих обезумевших животных подчиняться новому начальнику. Если не быть человеком, способным вызвать к себе любовь этих юнцов и самому не любить их…
— Вы все прикреплены к определенным заведениям?
— Конечно. — Глаза его подозрительно сужаются. — С той компанией мы не имеем ничего общего. Вам, наверно, не понять… нет, конечно, не понять… сразу видно, что у вас к этому вкусу нет… члены нашего клуба все очень уважаемые клиенты… вы находите меня привлекательным? Глядя на меня, вы испытываете волнение?
— Да, вы красивый юноша.
— Ну а станете вы терпеть от меня побои? Станете пить мою мочу? Станете лизать подметки моих ботинок?
С трудом выдерживая его необыкновенно твердый, неподвижный взгляд, я ответил:
— Воздержусь, пожалуй.
— Ну вот. Одни грязные старики, мешки с деньгами… иногда актеры с телевидения — вот и все…
— Хочу спросить… вы, наверно, знаете… начальник группы не говорил недавно об одном владельце топливной базы?
— Владелец топливной базы? Клиент нашего клуба?
— Ну ладно, не слышали — и не надо.
— Вопросы там всякие, не люблю я их. Звон от них только.
— Тогда еще один последний… вы не скажете, где до недавнего времени жил начальник группы?
— Начальник группы был справедливым человеком. И поэтому у него не было противной привычки долго жить у кого-нибудь одного.
— Но вещи-то ведь у него были. Чемодан, к примеру, в котором он держал самое необходимое…
— Рубахи, зубные щетки он, использовав, выбрасывал. Были и ценные вещи. Попользуется он ими два-три раза и продает нам за полцены.
— Но ведь что-то должно же было остаться. Например, какие-нибудь дневники или еще что-нибудь нужное — не носил же он все при себе…
— Ни разу не видел.
— Я не собираюсь нарушать право собственности. Просто он обещал мне дать дневник одного человека… Для вас и ваших товарищей никакой ценности он не представляет.
— И постельные принадлежности, и даже бриллиантин — в общем, все наши вещи были и его вещами… ему Просто не нужно было ничего иметь.
— Вы не согласитесь как-нибудь выбрать время и обстоятельно поговорить со мной?
— Ни к чему это.
— А ваша семья?
— Бросьте вы, вечно простаки вроде вас об этом спрашивают.